Замануха для фраера
Шрифт:
Золото закидали пустыми мешками, дерюгой, забросали сеном и тронулись по тракту. Проехали дамбу, мост через Казанку, но при въезде в пригородную слободу уперлись в перекрытую рогатками улицу. За рогатками фабричные под присмотром плюгавого человека с козлиной бородкой, в кожаных галифе и френче строили баррикаду из ящиков и бревен.
– Куда прешь! – гаркнул один из фабричных. – Давай, поворачивай оглобли!
– Куды ж поворачивать? – прокричал в ответ возчик первой подводы.
– Назад поворачивай, дубина!
– А пошто назад-то?
– Ты что, русского языка не понимаешь?! – заорал что есть мочи фабричный, снимая с плеча винтовку. – Так я тебе щас вмиг объясню, что надоть, а что не надоть.
– Сыворащиваем опратны, – произнес громко Мамай, сидевший на второй подводе.
Ленчик, повернувшись к вознице, который говорил об учениях, зло посмотрел на него и смачно сплюнул.
Повернули назад. Проехали мост через Казанку, дамбу и вновь оказались у начала тракта.
– Ну, и куда теперь? – спросил Ленчик.
– Паехали на Кизищескую дампу, – после почти минутного раздумья произнес Мамай. – Пыраетем Козьей слапатой, Кизищеской слапатой и сывернем патом наливэ. Щерез верысту выйтем на Нижекаротскую даругэ.
Поезд из восьми подвод двинулся нижней дорогой к крепости, от которой начиналась Кизическая дамба. Когда крепостные стены остались уже по правую руку, навстречу попались идущие вразброд солдаты.
– Поворачивайте назад, мужики, – хмуро сказал им бородатый красноармеец с перебинтованной выше локтя рукой. – Каппелевцы уже в Козьей слободе, а чехи взяли Суконку и прут на вокзал. – Их патрули через полчаса будут возле крепости.
Все! На Нижегородский тракт, который бы вывел их так или иначе на Московскую дорогу, путь был отрезан.
– Куды ж теперя податься-то? – спросил передний возница.
– Сказывают, Оренбургский тракт покуда чист, туда и ехайте, – ответил бородатый и, буркнув еще что-то, чего Яким не разобрал, понуро побрел дальше вместе с остальными красноармейцами.
– Что будем делать? – спросил Мамая Ленчик.
– Паетем на Ореныпуркский тыракыт, – жестко отрезал Мамай.
Повернули в сторону Оренбургского тракта. Покуда ехали, их то и дело обгоняли беженцы с котомками, покидающие город. Лица их были хмурые и запыленные.
Проехали обширное кладбище за покосившейся оградой. За ним дорога пошла вдоль берега большого озера. Близ поворота на сельцо Борисково попался им конный красноармейский разъезд. Яким с Серегой напряглись было, да и Мамай сунул руку в карман полосатого деревенского пиджака, где лежал пристрелянный «наган», однако красноармейцы лишь покосились в сторону подвод – им было не до беженцев.
Дорога опять пошла берегом. Ехали молча, глядя на воду, подернутую легкой рябью. Теперь тракт впереди и позади их обоза в восемь подвод был пустынным, словно стоял не самый разгар дня, а поздний вечер или раннее утро. Мамай хмурился, привставал на подводе и смотрел вперед на дорогу, прикладывая ладонь козырьком к глазам и все больше смурнея. Тишина и безлюдье его явно тревожили.
Так ехали еще с полчаса. Мамай явно нервничал и велел Якиму с Серым двигать вперед. Они сели на первую подводу и приказали возчику ехать быстрее. Скоро они оторвались от остальных и через несколько минут скрылись за поворотом.
Их остановили четверо, вышедшие из придорожного перелеска. Разведка белых. Стали расспрашивать, кто такие, откуда.
– Из городу, – ответил им возчик. – От голоду бежим.
– А что везете? – спросил один из четверки, очевидно, старшой.
Возница промолчал. За него ответил Яким:
– Так, барахло всякое.
– Кажи, что за барахло, – потребовал старшой.
– Смотри, – спокойно сказал Яким, однако приготовился к самому худшему развитию событий.
Те раскидали сено, тряпье и увидели ящики.
– Что это?
– Посуда, – ответил Яким и быстро глянул на Серого.
– Открывай, – приказал старшой.
– Зачем? – спросил Яким.
Вместо ответа старшой вынул револьвер, а остальные трое передернули затворы винтовок.
– Открывай, красножопый, ящики, не то щас стрельнем тебя, – сквозь зубы произнес старшой.
Яким бросил быстрый взгляд на Серого, и тот, молниеносно выхватив «наган», выстрелил в старшого и еще одного солдата. Яким положил третьего, а четвертый стремглав бросился в перелесок и скрылся за деревьями. Не прошло и минуты, как из перелеска стали выбегать люди с оружием и стрелять по подводе. Одна из пуль пролетела так близко от лица Якима, что едва не ожгла щеку, а другая впилась в оглоблю телеги.
– Гони назад, предупреди наших, – сказал возчику Яким. – Скажи, с грузом им здесь не пройти. А мы покуда солдатиков задержим.
Возчик развернул подводу и, неистово стегая коня, покатил назад, а они с Серым перебежали через дорогу и залегли в кустах, отстреливаясь.
На них наседали крепко. И вовсе не солдаты, хотя и были в форме. Ну, откуда Якиму было знать, что они с Серым напоролись на авангардный отряд, состоящий из ижорских рабочих Народной армии полковника Каппеля. А ижорцы, – эти, ох как были злющи на Советскую власть…
Винтовочные выстрелы каппелевцев становились все плотнее.
– Может, сказать им, что мы не красные? – пошутил Серый, приподнявшись на локте и вглядываясь в наступавшую на них цепь людей с винтовками. – А то у меня три патрона только осталось.
– У меня, – Яким покрутил барабан револьвера, – два. Что делать будем?
– Как думаешь, Мамай с остальными далеко ушли? – спросил Серый, выстрелив. – Ага, есть еще один…
– А черт его знает, – сказал Яким. – Так что делать-то будем?
Пуля, чвыркнув, вонзилась в ствол березы, за которым он прятался.
– Давай еще малость их подержим, а потом деру, – предложил Серый. – Может, догоним Мамая с ребятами.
– Эй, красноперые, сдавайтесь, – крикнули им откуда-то из придорожных кустов.