Замечательные женщины

Пим Барбара

– Надеюсь, вы не будете против, что чай в кружках, – сказала она, входя с подносом. – Я же вам говорила, что я неряха.

– Нет, разумеется, нет, – сказала я, как полагается в таких случаях, подумав, что Рокингхем был бы очень и очень против.

– Стряпней занимается, когда мы вместе, по большей части Рокингхем, – сказала она. – Я, право же, слишком занята, чтобы все успевать.

«Как жена может быть настолько занята, чтобы не успевать готовить мужу?!» – подумала я изумленно, беря с предложенной мне тарелки толстый кусок хлеба с джемом. Но, возможно, Рокингхем с его пристрастием ко всему викторианскому еще и любит готовить, поскольку, как я подметила, мужчины обычно не делают того, что им не нравится.

– Наверное, он научился во флоте? – предположила я.

– Да

нет, он всегда был отличным поваром. Флот, по правде сказать, ничему его не научил. – Она вздохнула. – Он служит флаг-адъютантом у одного адмирала в Италии и последние полтора года жил на роскошной вилле с видом на Средиземное море, пока я болталась по Африке.

– По Африке?! – изумленно повторила я.

Неужели она все-таки миссионер? Она совсем не годилась для такой роли, к тому же я вдруг вспомнила ее слова о том, что она никогда не ходит в церковь.

– Да, я антрополог, – объяснила она.

– О!

Я не нашлась, что сказать от удивления, а еще от того, что не знала точно, чем занимается антрополог, и никакое разумное замечание мне на ум не пришло.

– Насколько я понимаю, Рокингхем ничем там особенным не занят, только пачками очаровывает скучных девиц в плохо сидящей белой форме из вспомогательного конкурса.

– Но, право же… – запротестовала было я, но потом решила, что, в конце-то концов, это вполне достойная работа. Священники часто преуспевают на этом поприще, и, так как многие прихожане действительно носят скучную, плохо сидящую одежду, обаятельная любезность входит у духовных лиц в привычку. Но я и не подозревала, что таких умений следует ожидать от морских офицеров.

– А теперь мне надо обрабатывать полевые заметки, – продолжала миссис Нейпир.

– Ах да, конечно. Как интересно…

– Ну…

Встав, она поставила кружку на поднос, – мне в этом почудился приказ «Вольно! Разойтись!».

– Спасибо за чай, – поблагодарила я. – Вы обязательно должны прийти ко мне, когда обустроитесь. Пожалуйста, дайте мне знать, если я могу чем-то помочь.

– Спасибо, не сейчас, – отозвалась она. – Но, возможно, позже…

Тогда я пропустила ее слова мимо ушей. Маловероятным казалось, что наши жизни могут как-либо соприкоснуться помимо случайных встреч на лестнице и, разумеется, общей ванной.

Возможно, мысль об удобствах тоже пришла ей в голову, потому что, когда я уже поднялась на полпролета, она вдруг меня окликнула:

– Кажется, я пользовалась вашей туалетной бумагой. Постараюсь не забыть принести свою, когда ваша кончится.

– Да нет, все в порядке! – крикнула я в ответ, несколько смущенно.

Я принадлежу к кругу, где о таких вещах не кричат, но все равно понадеялась, что она не забудет об обещании. Необходимость покупать туалетную бумагу на троих показалась мне довольно обременительной.

Войдя к себе в гостиную, я с некоторым удивлением обнаружила, что уже почти шесть. Должно быть, мы проговорили больше часа. Я решила, что миссис Нейпир мне не слишком нравится, но потом принялась упрекать себя в недостатке христианского милосердия. Обязательно ли все должны нам нравиться? Возможно, нет, но не следует судить ближних своих, которых мы знаем чуть больше часа. И вообще, не наше дело судить. Я так и слышала, как отец Мэлори говорит нечто подобное на проповеди, и как раз в этот момент часы Сент-Мэри пробили шесть.

Шпиль церкви виднелся за деревьями на площади. Теперь, когда они сбросили листву, церковь выглядела даже красиво: она поднималась среди фасадов домов с облезающей штукатуркой такая чопорная и викторианско-готическая, пожалуй, уродливая внутри, но очень для меня дорогая.

В нашей округе имелось два прихода, но церкви Всех Душ я предпочла Сент-Мэри – не только потому, что она была ближе, но и потому, что она была «высокой» [3] . Боюсь, мои бедные родители никак бы этого не одобрили: я так и видела, как мама, поджав губы и качая головой, испуганно выдыхает шепотом: «Ладан!» Но, возможно, было вполне естественным, что мне захотелось восстать против своего воспитания, пусть даже на такой безвредный

манер. Я на пробу ходила на службы в церковь Всех Душ, даже два воскресенья подряд, но, когда вернулась в Сент-Мэри, отец Мэлори остановил меня однажды утром после мессы и сказал, как рад снова меня видеть, мол, они с сестрой даже начали волноваться, боялись, не заболела ли я. После этого я уже не покидала Сент-Мэри, а Джулиан Мэлори и его сестра Уинифред стали моими друзьями.

3

«Высокая церковь» – направление в англиканской церкви, тяготеющее к католицизму, сохраняющее обрядность и утверждающее авторитет духовенства.

Иногда я думала: как странно, что в Лондоне мне удалось создать для себя жизнь, настолько похожую на ту, какую я вела в сельском пасторате, пока были живы родители. Но многие местечки Лондона сохранили на удивление деревенскую атмосферу, так что, возможно, все сводится к тому, чтобы выбрать себе приход и в него вжиться. Когда с интервалом в два года умерли мои родители, они оставили мне маленький доход, довольно много мебели, но никакого дома. Как раз тогда я решила поселиться с моей старой подругой Дорой Колдикот и днем, пока она преподавала в школе, работала в ведомстве по цензуре, где, по счастью, не требовалось особой квалификации, если не считать терпения, такта и некоторой склонности к эксцентричности. Теперь, когда Дора уехала, я ожидала, что снова останусь одна, заживу цивилизованной жизнью со спальней, гостиной и свободной комнатой для друзей. Я не наделена темпераментом Доры, который позволяет ей с удовольствием спать на раскладушке и есть с пластмассовых тарелок. Мне казалось, что я достаточно взрослая, чтобы привередничать и вести себя как старая дева, если захочу. Я на полставки работала в организации, помогавшей обедневшим женщинам из хороших семей, – дело, очень близкое моему сердцу, ведь я как раз из тех, кто однажды может пополнить их число. Миссис Нейпир с ее серыми брюками и антропологией ничего подобного явно не грозило.

Я думала о ней, переодеваясь, чтобы пойти на ужин в дом священника, и обрадовалась, что на мне приличная одежда, когда встретила ее на лестнице с высоким светловолосым мужчиной.

– Тебе придется пить джин из кружки, – услышала я ее голос. – Бокалы не распакованы.

– Неважно, – ответил он довольно сухо, точно это было очень даже важно. – Полагаю, ты еще не устроилась.

Не Рокингхем, решила я. Нет, конечно не Рокингхем, он же в Италии, очаровывает военнослужащих из женского вспомогательного. Может, коллега-антрополог? Колокол Сент-Мэри начал звонить к вечерне, и я одернула себя: мол, не мое дело, кто он. Идти в дом священника было еще рано, поэтому я поспешила в церковь и заняла место среди полдюжины женщин средних и преклонных лет, в будни составлявших паству. Уинифред Мэлори, как всегда опоздав, села рядом и зашептала, что кто-то сделал довольно большое, очень щедрое пожертвование на восстановление западного окна, поврежденного взрывом бомбы. Анонимное пожертвование! Захватывающе, правда? Джулиан все мне расскажет за ужином.

Глава 2

Джулиану Мэлори было около сорока – на несколько лет меньше, чем сестре. Оба были высокими, худыми и угловатыми, но если Джулиану это придавало уместную аскетичность, то Уинифред – с ее вечно напряженным лицом и растрепанными седеющими волосами – казалась лишь неловкой и изнуренной. Сегодня, как и всегда, она была одета в разношерстные вещи, большинство которых раньше принадлежали другим людям. Общеизвестно было, что свой гардероб Уинифред черпает из одежды, присылаемой на благотворительные базары в пользу церкви, поскольку те деньги, какие у нее водились, она никогда не тратила на себя, а только на добрые (можно даже сказать заведомо проигранные) дела, на ниве которых она была беззаветной и неустанной труженицей. Время, остающееся от этих добрых дел, было посвящено «созданию домашнего очага» для брата, которого она обожала, хотя и была совершенно не обучена ведению домашнего хозяйства и подходила к этому с большим пылом, нежели умением.