Заметки летописца
Шрифт:
Въ качеств лтописца, я обязанъ замтить, во-первыхъ, что людей, которыхъ г. Юркевичъ описалъ такими мрачными красками, вовсе нтъ на свт въ настоящую минуту. То есть ихъ нтъ именно въ томъ мст, въ той сред и обстановк, гд ихъ воображаетъ г. Юркевичъ. Всегда во всякомъ обществ есть люди, которые ищутъ удовольствія, а не справедливости, которые предпочитаютъ требованія страсти внушеніямъ совсти; всегда есть люди которые думаютъ объ однихъ наслажденіяхъ, предаются разврату и скользятъ на краю преступленія. Но эти люди совсмъ не тамъ, гд думаетъ ихъ видть г. Юркевичъ; но вовсе не такимъ людямъ хотлъ угодить г. Спасовичъ, не съ такими голосами старался поладить.
Не нужно закрывать глаза
Точно также, несправедливо сказать, что г. Спасовичъ — льститъ всякой страсти и всякой, глупости имющей кредитъ въ наше время. Откуда г. Юркевичъ такъ хорошо узналъ льстивую натуру г. Спасовича? Что значитъ уклоняться отъ дла къ лицамъ! У г. Юркевича, конечно, тоже есть предметы почтенія, есть авторитеты, которые онъ уважаетъ, есть ученія и врованія, вліянію которыхъ онъ подчиняется. Что сказалъ бы онъ, если бы его обвинили въ томъ, что онъ все это длаетъ не въ чистот душевной, не по крайнему разумнію, а изъ лести, чтобы угодить тмъ, у кого эти предметы и врованія имютъ кредитъ?
Никто не иметъ права видть въ заблужденіи не просто заблужденіе, а еще дурные инстинкты, обвинять заблуждающихся не въ одномъ неразуміи, а еще въ безнравственности, въ томъ, что они не хотятъ знать совсти и долга. Точно также, никто не иметъ права заподозрвать искренность чьихъ нибудь убжденій на томъ одномъ основаніи, что находитъ эти убжденія нелпыми и нескладными. Между тмъ, у насъ въ литератур самое любимое дло — намекнуть на безнравственность и подлость противника. Иногда это длается по дтскому простодушію и смшиванію понятій, по которому человкъ, увлекаемый своими убжденіями, дйствительно считаетъ подлостью все, что съ ними несогласно. Было же время, когда заблужденія приписывались дйствію нечистой силы. Но часто дло происходитъ не сознательно; т. е. литературный воитель хорошо понимаетъ, что можно несоглашаться съ нимъ въ мнніяхъ, будучи въ тоже время добросовстнымъ и честнымъ, и, однако же, выискиваетъ всевозможные случаи, чтобы употребить противъ соперника обвиненіе въ безчестности, какъ самое сильное орудіе, наносящее самыя глубокія раны.
Такіе пріемы и привычки въ особенности неумстны въ настоящее наше время. Уже и безъ того въ обществ распространено недовріе и подозрніе; и безъ того накопилось столько ложныхъ страховъ и недоразумній. Фальшивая тревога, неосновательная боязнь и озлобленіе — болзнь настоящаго времени. Общество наказано ею, конечно, не безъ собственной вины. Ясне чмъ когда нибудь видно теперь, какъ мало гармоніи между нашимъ обществомъ и цлымъ организмомъ Россіи. Россія полна силы, доврія, мужества; она чувствуетъ себя крпкою, единою, растущею не по днямъ, а по часамъ; между тмъ, въ обществ слышится разрозненность и носятся какіе-то призраки, наводящіе то страхъ, то злобу.
Не дурно бы вамъ очнуться, и прогнать отъ себя вс мечтательные ужасы. Признакъ силы есть спокойствіе и довріе; между тмъ, у насъ, не смотря на огромную силу, безпрестанно возникаютъ явленія, указывающія на безпокойство и недовріе.
Два слова объ истин
Не могу воздержаться отъ замчанія на одно мсто статьи, о которой сейчасъ говорилъ. Г. Юркевичъ очень язвительно смется надъ тмъ невиннымъ ученіемъ, по которому въ каждой истин кроется зародышъ заблужденія, и наоборотъ, въ каждомъ заблужденіи
«Чему въ самомъ дл учитъ», — говоритъ онъ, — «это ученіе, которое повторяется на тысячу ладовъ въ журналахъ, проникнутыхъ желаніемъ пофилософствовать подчасъ и на скорую руку? Тому ли, что, напримръ, въ истин: дв величины, равныя третьей, равны между собой — кроется зерно заблужденія, и наоборотъ, что въ заблужденіи: два сложенныя съ двумя даютъ сумму большую четырехъ — кроется зародышъ истины?»..
Странно! Примры г. Юркевича, мн кажется, доказываютъ прямо противное тому, что онъ хотлъ доказать. Въ истин: дв величины, равныя третьей, равны между собою, конечно, не кроется никакого зерна заблужденія; но это происходитъ по той простой причин, что въ этой истин вообще ничего не кроется. Въ ней все ясно и открыто, и никакихъ зеренъ не замчается. Эта безопасная и благополучная истина похожа на ножикъ безъ лезвія. Позволительно, конечно, восхищаться тмъ, что такимъ ножикомъ нельзя, но непремнно нужно прибавить, что имъ и вовсе нельзя ничего рзать.
Что касается до заблужденія, приводимаго въ примръ г. Юркевичемъ, то дло еще хуже. Въ заблужденіи, что два сложенные съ двумя даютъ сумму большую четырехъ, конечно, не кроется ни малйшаго зернышка истины, но это происходитъ по особенной причин, на которую заране слдовало бы обратить вниманіе. Именно: это заблужденіе, никогда не существовало, нигд не существуетъ и никогда не будетъ существовать. Понятно, отчего въ немъ нтъ никакихъ зародышей.
Итакъ, что же выходитъ? Нтъ ничего мудренаго въ томъ, что истины, ничего не содержащія, не содержатъ и зародыша заблужденія, и что заблужденія, вовсе не существующія, не скрываютъ въ себ зерна истины. Все это не опровергаетъ, а скоре подтверждаетъ ту журнальную философію, противъ которой такъ высокомрно вооружается г. Юркевичъ.
Отвтъ г. Спасовича
Въ № 77 С.-Петербургскихъ Вдомостей явился Отвтъ г. Юркевичу. Отвтъ этотъ какъ нельзя лучше завершаетъ дло; до его появленія можно было еще питать подозрніе, что г. Юркевичъ не совсмъ справедливъ, что онъ придирается къ словамъ, или перетолковываетъ мысли противника; можно было думать, что у г. Спасовича найдутся въ иныхъ случаяхъ сильные доводы противъ нападеній. Теперь вс эти надежды уже невозможны; изъ отвта ясно, что г. Спасовичу нечего отвчать, что онъ побитъ на-голову.
Статья его, однако же, прелюбопытная. Она наполнена какими-то удивительными наивностями, служащими наилучшимъ доказательствомъ того, какъ мелко понимаетъ авторъ свое дло, какъ постоянно ускользаетъ отъ него сущность вопроса. Г. Спасовичъ препростодушно высказываетъ, какъ незыблемыя истины, такія положенія, которыя не имютъ ни малйшей твердости и не представляютъ между собою ни складу ни ладу.
Попробую выписать ихъ въ вид афоризмовъ.
1864 года по P. X., 5 Апрля въ «С.-Петербургскихъ Вдомостяхъ» напечатано:
1) «Для науки вообще, а наипаче для такой высокой науки, какъ философія, все равно — что еврей, что татаринъ, что остякъ».
2) «Религія не иметъ непосредственной связи съ уголовнымъ правомъ».
3) «Нашъ разумъ ограниченъ, наше знаніе иметъ свои предлы; въ этой-то области уму непостижимаго и царствуетъ религія».
4) «Вн насъ безконечныя идеи (а въ томъ числ и идея справедливости) не существуютъ; эти идеи суть не что иное, какъ извстныя формы нашего мышленія; будучи продуктами мышленія, наши идеалы справедливости мняются по времени и мсту и могутъ быть только относительные; иными словами, что у однаго народа слыветъ добродтелью, то у другаго можетъ считаться порокомъ, и наоборотъ. Что можетъ бытъ проще такого взгляда на справедливость.»