Заметки летописца
Шрифт:
5) «Я могу быть вполн убжденъ, что справедливость не есть существо особое, что она не пришла ко мн извн, что она не врождена моему уму, но есть продуктъ моего собственнаго мышленія, и въ то самое время я могу быть глубоко преданъ носящимся въ моемъ ум идеаламъ справедливости, до пожертвованія этимъ идеаламъ моимъ общественнымъ положеніемъ, моими связями, богатствомъ, дружбою, любовью, даже самою жизнью».
6) «Необходимость бываетъ двоякая: дйствительная и воображаемая. Доказывать первую я считаю занятіемъ празднымъ и безполезнымъ. Дитя хотло бы поиграть съ луною; достаточно сказать ему: достань и забавляйся.
7) «Неужели вы думаете, что есть разница между устрашеніемъ и терроромъ? Я полагаю, что это два названія одного и того же понятія, одно русское, другое французское. Неужели вы полагаете, что есть малйшая разница между возмездіемъ и местью?»
8) «Очевидно у г. Юркевича взглядъ на знаніе иной, нежели у Сократа. Мудрйшій изъ грековъ убжденъ былъ, что онъ знаетъ только одно: что онъ ничего не знаетъ».
9) «Есть нын запросы на подобныя моимъ произведенія; значитъ, они соотвтствуютъ какой либо потребности въ обществ».
Эти и многія другія мста доказываютъ не только правильность возраженій г. Юркевича, но также и совершенное чистосердечіе г. Спасовича и его преданность своимъ идеямъ. Лукавства въ немъ нтъ ни малаго.
Въ заключеніе замтимъ одинъ маленькій фактъ, который насъ немножко удивилъ. Г. Спасовичъ длаетъ г. Юркевичу, между прочимъ, также два такіе упрека: что онъ (г. Юркевичъ) былъ сотрудникомъ «Домашней Бесды и что будто бы писалъ въ защиту розогъ. Ба! подумалъ я, старые знакомые! Кто васъ не знаетъ! Только какъ вы сюда-то попали? Эти два обвиненія вотъ ужь который годъ повторяются въ извстныхъ углахъ нашей литературы; но чтобы они явились, наконецъ, въ ученомъ диспут (такъ называетъ свою полемику г. Спасовичъ; названіе не дурное!), этого я, признаюсь, никакъ не ожидалъ.
Какіе странные бываютъ случаи! Попробуйте настойчиво твердить нсколько лтъ одно и тоже, ивамъ поврятъ, наконецъ, даже ученые люди. Дло въ томъ, что оба эти обвиненія совершенно несправедливы; происхожденіемъ своимъ они обязаны досужеству нкотораго поэта въ обличительномъ род, а поводъ въ нимъ былъ слдующій. Еще будучи въ Кіев, г. Юркевичъ напечаталъ тамъ же, въ Кіев, одну статейку, которая пришлась по вкусу „Домашней Бесд“. „Бесда“ перепечатала статью цликомъ; въ этомъ и вся бда. Чт длать! Бываютъ же такія несчастія! Даже съ П. Л. Лавровымъ былъ такой случай, что „Домашняя Бесда“ сослалась однажды на его слова въ подтвержденіе своихъ мыслей. Онъ очень тогда извинялся передъ читателями.
Въ этой самой статейк г. Юркевичъ говорилъ о необходимости религіознаго элемента въ воспитаніи. „Развивать понятіе долга, чувство собственнаго достоинства и пр.“, — говорилъ онъ, — „еще недостаточно; въ жизни человческой должны существовать другіе, боле мотивы,т. е. религія“. Собственныхъ словъ не помню. Поэтъ-обличитель почему-то не сообразилъ, что дло идетъ о религіи; ему показалось, что подъ энергическимъ мотивомъ можетъ подразумваться одна розга (живое и тонкое воображеніе!). Подъ наитіемъ счастливой догадки онъ тотчасъ написалъ стихотвореніе и потомъ пошелъ звонить каждый мсяцъ о розголюбіи г. Юркевича. Вотъ и дозвонился до того, что его слова, попали въ диспутъ г. Спасовича.
Такихъ случаевъ можно бы у насъ не мало насчитать.
Междоусобіе
Между
До сихъ поръ отношенія этихъ двухъ журналовъ были таковы, что «Русское Слово» постоянно выражало свое одномысліе съ «Современникомъ» и свое уваженіе въ «Современнику»; «Современникъ» же, извстный строгостію своихъ сужденій, постоянно молчалъ о «Русскомъ Слов», что и служило для сего послдняго знакомъ великой милости. И такъ, начинающуюся перепалку по всей справедливости слдуетъ признать междоусобною битвою.
Признаться, я вовсе не хотлъ было заносить этого факта въ свои замтки и заношу его только потому, что для многихъ читателей онъ покажется весьма немаловажнымъ. Я же увренъ, что они въ этомъ случа сильно ошибаются.
Усобица эта происходитъ въ той области, которая давно уже отличается полнйшимъ безплодіемъ, давно застыла въ неподвижныя формы и живетъ однимъ повтореніемъ и пережевываніемъ давно сказанныхъ рчей. Тутъ невозможно ожидать какого нибудь оживленія; сколько бы ни было шуму и движенія въ начинающейся перепалк, все это только мнимое и видимое.
Дло началось изъ за г. Щедрина. Въ первой книжк «Современника» онъ немножко подсмялся надъ нигилистами. «Русское слово» теперь укоряетъ его въ измн своему знамени. Мы не станемъ и пускаться въ разборъ этихъ препираній.
Гораздо важне дло взялъ себ г. Писаревъ. Сверхъ укоровъ въ измн, онъ занялся критическою оцнкою произведеній г. Щедрина и постарался опредлить достоинство и характеръ его юмора. Нкоторыя замчанія его въ этомъ отношеніи очень мтки и остроумны. Критикъ доказываетъ, что смхъ г. Щедрина есть смхъ легкій и невинный.
«Описываются глуповскія губернскія власти: „Въ то счастливое время, когда я процвталъ въ Глупов, губернаторъ тамъ былъ плшивый, вице-губернаторъ плшивый, прокуроръ плшивый. У управляющаго палатой государственныхъ имуществъ хотя и были цлы волосы, но такая была странная физіономія, что съ перваго и даже съ послдняго взгляда онъ казался плшивымъ. Соберется бывало губернскій синклитъ этотъ, да учнетъ о судьбахъ глуповскихъ толковать — даже мухи умрутъ отъ рчей ихъ, таково оно тошно!“.. Здсь сатирикъ нашъ, очевидно, находится въ своей истинной сфер; здсь онъ опять состязается въ остроуміи и невинности съ Сыномъ Отечества» и опять одерживаетъ блистательную побду надъ своимъ опаснйшимъ конкуррентомъ. Вс плшивые! Ахъ забавникъ! А управляющій палатой кажется плшивымъ — каково? а учнетъ толковать, мухи, и таково оно тошно! Ну можно ли въ двухъ строкахъ собрать столько аттической соли?
Другой примръ, приводимый критикомъ:
«Изображается сцена, характеризующая коренные обычаи Глупова: „Въ это хорошее старое время, когда собирались гд либо хорошіе“ люди, не въ рдкость было услышать слдующаго рода разговоръ:
— А ты зачмъ на меня, подлецъ, такъ смотришь? — говорилъ одинъ хорошій» человкъ другому.
— Помилуйте… — отвчаетъ другой «хорошій» человкъ, нравомъ посмирне.
— Я тебя спрашиваю не помилуйте, а зачмъ ты на меня смотришь? — настаивалъ первый «хорошій» человкъ.