Заметки летописца
Шрифт:
Вотъ, читатель, самыя удивительныя диковинки, какія произвело на свтъ начинающееся междоусобіе.
Германствующіе во Франціи
Умственная жизнь французовъ давно уже очень слабо занимаетъ насъ. Мы привыкли считать ее безплодною и ищемъ руководящихъ началъ въ Германіи, или даже въ Англіи, но никакъ не во Франціи.
Можетъ быть одинъ Прудонъ составляетъ исключеніе и успваетъ не терять нашего вниманія.
Но въ настоящее время во Франціи обнаружилось очень интересное движеніе умовъ; именно появились люди, которые усвоили себ германскую науку и германскую философію, и дйствуютъ съ большимъ успхомъ «Къ числу ихъ принадлежатъ
Неправда ли, какая знакомая исторія? И у насъ были тже упреки и даже совершенно въ тхъ же выраженіяхъ.
Исторію умственной жизни Франціи въ послднія времена Ревилль вкратц разсказываетъ такъ:
„Восьмнадцатое столтіе оставило намъ въ числ элементовъ нашей національной жизни элементъ деистическій, который былъ очень не богатъ будущимъ, былъ неспособенъ устоять противъ возрастающаго повтрія нмецкой метафизики, слдовательно, былъ далеко ниже положенія, занимаемаго имъ нкогда, когда въ глазахъ всхъ онъ былъ тоже, что сама философія; но все-таки имлъ значеніе. Благоразумное молчаніе, которое офиціальная философія послднихъ сорока лтъ хранила относительно религіозныхъ вопросовъ, не позволяетъ точно ршить — до какой степени можно причислять ея представителей въ деистамъ. Въ послднее время, съ этой стороны происходитъ сближеніе съ германской мыслью, съ имманентностію божества. Впрочемъ, до сихъ поръ еще невидно ршимости принять участіе въ религіозныхъ спорахъ настоящаго времени. Можно сказать только одно, что вообще относительно вопросовъ откровенія, догмата, церкви, наши философы выходятъ съ точки зрнія въ одно и тоже время и католической, и деистической“.
Главою офиціальной философіи, о которой здсь говоритъ Ревилль, какъ извстно, былъ и есть до сихъ поръ Викторъ Кузенъ. Хотя онъ постоянно заявлялъ притязаніе на полное знакомство съ германской мыслью, но въ сущности вовсе не понималъ нмецкой философіи. Въ 1815 году, когда ему было двадцать два года, онъ получилъ каедру философіи въ Париж и черезъ два года отправился въ Германію, гд провелъ безъ малаго четыре мсяца. Къ чему привело Кузена это путешествіе, можно видть изъ его тогдашняго дневника, напечатаннаго имъ въ 1857 году (Rev.de Deux М. octobre).
15 ноября 1817 года онъ писалъ:
„Конечно, нтъ сомннія, что Германія есть великая школа философіи; нужно изучать ее и быть хорошо съ нею знакомымъ, но не нужно на ней останавливаться. Новая французская философія, если мн суждено служить ей вождемъ посл Ройе-Коллара, столько же не будетъ искать своихъ вдохновеній въ Германіи, какъ и въ Англіи: она почерпнетъ ихъ изъ источника боле высокаго и боле врнаго, изъ сознанія и фактовъ, о которыхъ свидтельствуетъ сознаніе, а точно также и изъ великаго національнаго преданія XVII вка. Она сильна уже сама по себ здравымъ французскимъ смысломъ; я вооружу ее еще опытомъ цлой исторіи философіи, и, при помощи Божіей, мы съумемъ такимъ образомъ избжать скептицизма Канта, перейти черезъ чувство Якоби и безъ гипотезы достигнуть нсколько лучшаго догматизма, чмъ догматизмъ философіи природы“.
Эти похвальбы и надежды, которыя самъ Кузенъ, конечно, почитаетъ сбывшимися, въ сущности не привели ни къ чему. Кузенъ избжалъ кантовскаго скептицизма, но вмст съ тмъ можно сказать, что онъ вообще избжалъ нмецкой философіи.
Только недавно, какъ мы сказали, пріемы чистой науки
Явленіе этихъ германствующихъ для насъ любопытно по сходству съ нкоторыми явленіями у насъ, но кром, того, оно должно имть на насъ прямое вліяніе. По французски мы читаемъ больше, чмъ по нмецки, при томъ французы и на поприщ науки отличаются большимъ изяществомъ изложенія, слдовательно, будутъ читаться лучше нмцевъ. У Ренана, напримръ, это изящество часто переходитъ даже въ изысканность и нсколько вычурную простоту.
Хроническое и злокачественное недоразунніе
«И у насъ есть свои демократы, т. е. почвенники и славянофилы, любители народности и народа», — говоритъ «Современникъ» (мартъ, 63 стр. Русск. Литер.). Итакъ, кто любитъ народъ, тотъ, по мннію «Современника», демократъ; кто стоитъ за почву, т. е. отвергаетъ все наносное и извн привитое, все вычитанное, а не пережитое, все призрачное, а не прямо вытекающее изъ жизни, все навязанное народу, а не переработанное его историческимъ смысломъ, — тотъ тоже демократъ.
Это словцо «Современника», сказанное, конечно, весьма въ ироническомъ смысл, нисколько не кажется намъ страннымъ. Мы знаемъ, что у почтеннаго журнала и не можетъ быть другихъ понятій. Онъ привыкъ судить обо воемъ по заграничнымъ книжкамъ. Онъ знаетъ, что на Запад есть аристократы и демократы, и совершенно увренъ, что они есть и у насъ, и вотъ уже столько лтъ ищетъ ихъ въ русской жизни съ примрнымъ рвеніемъ. Людямъ, которые столько лтъ увряютъ и его самого, и его адептовъ въ томъ, что нтъ у насъ на Руси никакихъ атій, онъ не вритъ. Подите, говоритъ, а Монморанси, а Роганы, а де-Креки — знаемъ мы васъ… и съ изумительною отвагою и азартомъ продолжаетъ онъ давно начатую борьбу съ Роганами и де-Креки.
Но, толкуютъ ему, у насъ нтъ того сословнаго антагонизма, который существуетъ на Запад. Тамъ были завоеватели и завоеванные, побдители и побжденные. У насъ ничего этого, слава Богу, не было, а теперь, съ упраздненіемъ крпостнаго права, уничтожились и послдніе слды всякаго антагонизма. Наше настоящее земство не исключаетъ изъ среды своей и высшіе власы. Какая же тутъ демократія въ томъ смысл, какой обыкновенно придается этому слову?
Тотъ же «Современникъ», въ той же книг своей говоритъ:
«Вс совершавшіяся досел реформы, начиная съ самой главной изъ нихъ, крестьянской, должны имть своимъ послдствіемъ возможность уравненія правъ разныхъ сословій, черезъ сглаженіе привилегированностей, необусловливаемыхъ прямо необходимостію дла и справедливостію… Мы видимъ, что къ участію въ длахъ земства призываются вс представители опредленнаго закономъ имущества въ государств, безъ различія сословій — безотносительно не только къ сословному различію, но даже къ способу владнія имуществомъ». (Внутр. Обозр., 117 стр.).
Ну можетъ ли посл этого быть у насъ демократія, или другая какая нибудь атія? Конечно, иностранцы смотрятъ на насъ иначе. Но иностранцы мряютъ насъ на свой аршинъ: имъ многое непонятно въ нашей жизни, точно такъ какъ нашимъ доморощенымъ иностранцамъ непонятно то, что у насъ нтъ и не можетъ быть тхъ явленій, которыя существуютъ на Запад. Мы часто сами извращаемъ смыслъ нашихъ коренныхъ явленій, называя ихъ иностранными кличками. Не понимая сущности дла, мы наше царелюбивое земство называемъ демократическимъ, и тмъ навязываемъ ему разныя антагонизмы, которыхъ въ немъ вовсе нтъ и не будетъ. Въ самомъ дл, разв все наше земство, вся наша почва, если уже вамъ такъ нравится это слово, не благоговетъ передъ своимъ великодушнымъ царемъ? Разв явленія, которыя воочію совершались и совершаются округъ насъ, не могли еще убдить, что ни демократіи, ни демократовъ у васъ нтъ и не было, кром, пожалуй, той небольшой кучки людей, которая мыслитъ но чужимъ книжкамъ! Но это «воздушныя явленія». О нихъ смотри ниже.