Заметки летописца
Шрифт:
Другой примръ того же злокачественнаго и, кажется, едва ли излчимаго недоразумнія, которымъ страдаетъ «Современникъ», представилъ намъ недавно г. Лонгиновъ. О г. Скарятин мы уже и не говоримъ; такъ громко говоритъ за себя каждая его строка. Но г. Лонгиновъ, тотъ самый г. Михаилъ Лонгиновъ, который прилежнйшимъ образомъ слдитъ за литературою и знакомъ со всми ея былыми тайнами, вотъ какъ онъ толкуетъ о нкоторыхъ ея современныхъ настроеніяхъ. («Моск. Вд.», № 81).
«У насъ все толкуютъ объ уваженіи и любви къ народу. Но какъ понимаютъ эти слова?»
И вотъ противъ чего вооружается почтенный авторъ:
«Подъ
«Съ другой стороны, исторія учитъ насъ, куда ведутъ лесть простонародью, превознесеніе его словами: „grand peuple“, „Peuple vertueux“ и т. п., чрезъ что оно убждается, что остальные члены общества исключаются изъ среды народа и составляютъ враговъ его. Лесть блузникамъ или зипунникамъ не лучше лести сильнымъ міра сего. Искренніе и неискренніе льстецы блузъ бывали причиною великихъ бдъ, происходящихъ въ минуту общаго одуренія».
«Неужели же человчество обречено на повсемстное и періодическое повтореніе однихъ и тхъ же дурачествъ, ведущихъ къ однимъ и тмъ же горестнымъ результатамъ, и вчно придется повторять слова поэта:
А quoi servent, grand Dieu! les tableaux que l'histoire
D'eroule и пр.».
Да гд мы? Въ Москв, или дйствительно во Франціи? Не говоритъ ли съ нами какой нибудь Роганъ, Монморанси или де-Креки?
Въ самомъ дл, какое странное смшеніе двухъ народовъ и двухъ исторій, и какое глубокое непониманіе и той и другой!
«Лесть блузникамъ», «peuple vertueux» и вс подобныя вещи у насъ просто невозможны. Народъ убждается, говоритъ г. Лонгиновъ, въ томъ-то и томъ-то. Странное дло! Не видли мы что-то до сихъ поръ, чтобы въ нашъ народъ проникали убжденія изъ другихъ высшихъ классовъ. Въ томъ-то все и дло, что нравственный строй народа недоступенъ для нашего дйствія, да какъ видно недоступенъ и для пониманія многихъ. Въ томъ-то и все дло, что нельзя судить о нашемъ народ по французскимъ книжкамъ, что нужно, отказаться отъ всякихъ попытокъ возбуждать или передлывать его на французскій, на англійскій и на всякій другой ладъ, что нужно уважать его внутреннюю, духовную жизнь, нужно учиться понимать ее.
Вотъ въ чемъ состоитъ уваженіе и любовь къ на роду, а вовсе не въ лести и не во фразахъ.
Эпоха, 1864, апрль
О томъ, какъ «слезы спятъ въ равнин»
Объ этомъ мы читаемъ въ трогательномъ стихотвореніи, которое напечатано во 2 No «Современника», за подписью Ив. Г. М.
Въ сердц грусть тяжелая, Силъ нтъ съ ней разстаться! Мысли не веселыя Въ голову толпятся. Позади — безцвтная Дней былыхъ равнина, Спятъ въ ней безотвтныя Слезы гражданина…Весьма любопытный образчикъ нашей современной поэзіи. Эта поэзія, какъ извстно, отличается
Новые нмецкіе философы
Случайно попалась мн книжка одного изъ новыхъ нмецкихъ философовъ по имени Лёвенталя. Тоненькая брошюрка въ 36 печатныхъ страницъ, третье изданіе, 1861 года (были потомъ и еще изданія), подъ громкимъ заглавіемъ «System des Naturalismus». Прибавить нужно, что имя автора я слышалъ нсколько разъ какъ что-то значительное.
Оказалось, что это родъ какой-то натурфилософіи; а какого свойства эта натурфилософія, сейчасъ видно изъ слдующихъ словъ предисловія:
«Прямо же ввелъ въ нмецкую философію натурализмъ въ первый разъ Людвигъ Фейербахъ и его единомышленники — а вмст съ тмъ они ввели и самую философію въ число вопросовъ дня и жизни нмецкаго духа, хота это было сдлано большею частію только на проблематическомъ основаніи и было разработываемо Молешоттомъ, Фохтомъ и Бюхнеромъ почти въ вид догмата».
Какъ видно, и претензія у автора не малая — устранить проблематичность Фейербаха и догматичность Молешотта, Фохта и Бюхнера.
Все это, впрочемъ, ничего; все позволительно и въ порядк вещей. Не буду также говорить о метод и о систем автора; ибо никакой методы въ этой систем не оказалось. Но мн попалась въ брошюрк диковинка, истинно достойная смха, и на ней-то я и остановлюсь ради удовольствія читателя.
Лёвенталь, между прочимъ, утверждаетъ, что свтъ и теплота получаются не отъ солнца, какъ видитъ читатель, это очень смло, ново и разрушаетъ одинъ изъ самыхъ распространенныхъ предразсудковъ. Но не въ этомъ еще диковинка; въ извстномъ смысл съ этимъ мнніемъ нашего философа могли бы даже согласиться физики, именно сказать, что земныя явленія свта и теплоты дйствительно не приходятъ къ намъ отъ солнца прямо и цликомъ, а только возбуждаются солнцемъ. Диковинка же состоитъ въ слдующемъ:
И такъ, вотъ отчего лтомъ бываетъ тепло, а зимою холодно. Дйствительно, во время нашего лта, то есть лта свернаго полушарія, того лта, теплотою котораго наслаждается философъ Лёвенталь, земля бываетъ дальше отъ солнца, чмъ во время нашей зимы. Но философъ судитъ ужь очень субъективно; онъ думаетъ, что когда для него наступаетъ лто, то оно наступаетъ для всей земли, и что когда ему холодно, то весь земной шаръ зябнетъ. Онъ забываетъ, что во время нашего лта на другомъ полушаріи зима, а когда у насъ зима — тамъ лто. Какое же значеніе здсь можетъ имть большее или меньшее удаленіе земли отъ солнца?
О, гонители предразсудковъ!
Приведу другой примръ новой нмецкой мудрости. Въ журнал Ноака „Psyche“ въ первой тетрадк 5-го тома, 1862 г., помщена шутка подъ заглавіемъ: Разговоръ между духомъ Канта и профессоромъ Іенскаго университета Фортлаге». Для большей ясности дла замтимъ, что журналъ этотъ держится матеріализма, что въ немъ есть родъ философскаго, что въ каждомъ номер бранятъ Куно Фишера и пр. Въ статейк, которой заглавіе мы привели, разсказывается, что Фортлаге сидитъ ночью въ своемъ кабинет и размышляетъ объ ученіи Канта; именно горюетъ, что матеріалисты не знаютъ этого ученія и потому коснютъ въ своемъ заблужденіи. Вдругъ является духъ Канта и начинаетъ объяснять профессору настоящій смыслъ своего ученія; изъ объясненій выходитъ, что кантовская философія будто бы совершенно согласна съ матеріализмомъ.