Заметки непутёвого туриста-3
Шрифт:
В заключение скажу, что в Москве я трое суток бодрствовал по ночам и спал днем, а восстановление зуба мне обошлось чуть меньше стоимости поездки на Кубу. Сладок, но тяжел дым отечества.
P. S.
Данное «произведение» написано при перелете из Дубая в Москву 13 апреля 2014 года, поэтому на лавры матерого беллетриста не претендую. Насчет подводной охоты с аквалангом критиков прошу не нервничать.
Глава VI. Ярославль, май 2014 г.
Ярославль –
В конце 80-ых, когда «совок» начал трещать по швам, армия у нас еще оставалась многочисленная и сильная. Будущих офицеров готовили на совесть, денег и техники не жалели.
Начиная с 1986 года, став курсантом упомянутого училища, я стал посещать Ярославскую область с регулярностью любителя бани, так как там располагался полевой учебный центр, где из подростков делали мужчин и заставляли искренне любить Родину. Только вместо веников и пара нам доставался пот, стрельбы и «физ-ра» в неограниченном количестве.
Конечно, это была не лаконичная Спарта с ее интернатами для мальчиков с семи лет, но бывало, по ночам многие из нас плакали, вырванные из гражданской жизни и ставшими солдатами в 17—18 лет. Как говорят буддисты, жизнь полна мук и страданий…
Из Голицыно нас везли на Ярославский вокзал в автомобилях ЗИЛ, где мы, как воробьи, сидели на деревянных жердочках, отбивая свои худые зады на кочках и выбоинах. В ту пору это подмосковное местечко было кузницей по выпуску политработников для пограничных войск, которое я благополучно закончил в 1990 году.
По прибытии на вокзал для вечно недосыпающих и голодных курсантов наступала манна небесная: нас располагали в уютных креслах поезда-электрички, мы слушали радио, заботливые проводницы носили нам чай и печенье. Мы смаковали буквально каждой минутой, проведенной в электричке, так как впереди нас ждало испытание на прочность…
Некоторые курсанты, ошалевшие от столь резкого контраста с казарменной жизнью, расслаблялись так, что забывали в туалетах электрички РПГ и РПК-74. Позже вся рота, в виде наказания, стояла на морозе перед Ярославском вокзалом, ожидая, когда грозное оружие перехватят милиционеры и вернут его в руки нерасторопных молодых вояк.
Но самое забавное начиналось позже, когда нас, молодых субтильных ребят, груженных штатным оружием, рюкзаками, котелками, саперными лопатами и прочим военным барахлом, выстраивали в колонну на пеший переход в полевой учебный центр, который находился в 30 км от города в глухих ярославских лесах.
В начале пути мы, хорохорясь, пытались разговаривать и шутить друг с другом, но через полчаса голоса смолкали, и над колонной устанавливалось тяжелое дыхание уставших людей. В зимнее время на скользкой дороге мы падали, гремя всем нехитрым военным скарбом и оружием, друзья по службе помогали подняться, но к концу перехода обессиленные товарищи все меньше и меньше испытывали желание помочь «выпавшим» из колонны. Образовывался так называемый «арьергард», который подгонялся ехавшим в хвосте колонны на Уазике ротным. Я думаю, слова и словосочетания, используемые ротным для поднятия боевого духа, предназначенные отстающим курсантам, известны еще со времен Петра Первого и озвучивать мы их не будем.
Ходили туда
И вот спустя почти четверть века, на майские праздники 2014 года, было принято решение не напрягать туроператоров поисками неизведанных государств на карте мира, а посетить один из старейших городов России – Ярославль.
Яркий солнечный день, Ярославский вокзал, красивые вагоны, комфортные внутри, с приветливыми проводницами. Давно не ездив на поездах, я фотографировался на фоне вагонов, как пионеры возле памятника Ленину, чем вызывал удивленные взгляды пассажиров.
Три часа пролетели быстро, и вот вечерний город встретил нас неважными дорогами и невысокими купеческими зданиями с яркими рекламными вывесками. Симбиоз старинных построек с современными сверкающими вывесками выглядел забавно, как заяц в сапогах.
Еще со времен обучения в военном училище нам вдолбили в наши лысые головы, что Ярославль расположен у слияния Волги и Которосли, основан он в XI веке Ярославом Мудрым, который якобы убил в этом месте медведя. Сам Ярослав, кстати, действительно был мудрый, так воевал с братом, печенегами, поляками и при этом умер своей смертью, оставив яркий след в истории России.
История города очень богатая и насыщенная: монголо-татарское нашествие, смутные времена Лжедмитриев, наглые поляки, амбициозный Наполеон, войны за престол, пожары, восстановления, вообще, даже если коротко, то по объему получится полноценная книга.
О церквях, монастырях и храмах молодым коммунистам политического училища в то время ничего не рассказывали, и поэтому на следующий день, проснувшись в приличной гостинице, «Ринг Премьер», на улице Свободы, дом 55, я живо выпрыгнул на ярко освещенную майским солнцем улицу…
Все известные христианские достопримечательности и святые места города находились в шаговой доступности, и их было такое количество, что, мне кажется, каждый житель Ярославля еще при жизни имеет билет в Рай.
Купола церквей играли на солнце, ослепляя туристов и вводя их в благолепие…
На землю нас приземлила очередь в кассу Спасо-Преображенского монастыря, напомнив мне ГУМ в 70-ые годы. Работало одно окошечко, причем темп кассира был региональный – без спешки и суеты. На входе в монастырь стояла бабуля, размером с небольшой автомобиль, которая на раздраженные замечания туристов спокойно отвечала: «Ну что делать, у нас из года в год так». Я даже ее сфотографировал, умиленный таким ответом.
Прорвавшись с билетом через заслон из необъятной бабушки, мы узнали, что Спасо-Преображенский монастырь один из древних и почитаемых не только в Ярославле, но и России, ведет свое начало с XII века.
В 1213 году в монастыре основано первое на Руси учебное заведение – Григорьевский притвор, где собрана крупнейшая библиотека, сокровищем которой является единственный сохранившийся экземпляр «Слова о полку Игореве».
Монастырь часто посещал царь Иван Грозный, который даровал ему около пяти сел и двухсот деревень. Чуял царь-Иван неизбежность Божией кары за свой кровавый нрав, вот и «грел» церковь, чтобы котлы адовы холодней были, да черти добрей. Таким образом, монастырь стал крупнейшим землевладельцем, практически «фермером», умело совмещая «дела душевные с хлебом насущным».