Заметки о Ленине (Сборник)
Шрифт:
Классический пример полемического натиска, опять напоминающий образцы римских речей "contra", представляет собою один абзац в брошюре "Победа кадетов и задачи рабочей партии" (1906 г. Собр. соч. VII, ч. I, стр. 99): "Вы зовете себя партией народной свободы? Подите вы! Вы - партия мещанского обмана народной свободы, партия мещанских иллюзий насчет народной свободы, ибо вы хотите подчинить свободу монарху и верхней, помещичьей палате. Вы - партия народа, ибо вы боитесь победы народа, т. е. полной победы крестьянского восстания, полной свободы рабочей борьбы за рабочее дело. Вы - партия борьбы, ибо вы прячетесь за кисло-сладкие профессорские отговорки всякий раз, когда разгорается настоящая, прямая, непосредственная революционная борьба против самодержавия. Вы - партия слов, а не дела, обещаний, а не исполнений, конституционных иллюзий, а не серьезной борьбы за настоящую (не бумажную) конституцию".
Лев Якубинский.
О СНИЖЕНИИ ВЫСОКОГО СТИЛЯ У ЛЕНИНА.
1.
Приступая к исследованию языка нехудожественной прозы - в частности прозы публицистической - чувствуешь себя довольно беспомощно. Действительно, мы ведь не имеем
В порядке даже первоначального наблюдения фактов возникает ряд вопросов, из которых каждый, в сущности, требует специального исследования. Особенно сказывается неразработанность синтаксиса, который, поскольку не стал на путь отчетливого разграничения функционально различных видов речи, неспособен дать нужную помощь. Между тем исследование языка публицистической прозы представляется настоятельно необходимым не только потому, что мы находим здесь материал еще почти незатронутый наукой, но потому особенно, что именно подобный материал способен дать науке о языке тот уклон, к которому она несомненно стремится в наше время (на ряду с другими науками) - уклон прикладности, уклон технологический. Задача науки не только исследовать действительность, но и участвовать в ее преобразовании; языкознание отчасти выполняло эту задачу, поскольку оно давало и дает теоретическую основу для разработки практики воспитания и обучения речи в школе; но его значение - значение прикладное - неизмеримо возрастет, если оно направит свое внимание на такие объективно существующие в быту и обусловленные им технически различные формы организованного речевого поведения человека, как - устная публичная (т.-н. "ораторская") речь или речь письменная публичная, в частности публицистическая. Поскольку эти - социально чрезвычайно важные - речевые разновидности (и разновидности этих разновидностей) обладают каждая своей особой технической специфичностью, поскольку они подразумевают свое особое орудование, обращение с языковым материалом - постольку они подразумевают некую выучку, воспитание, обучение для тех, кто в данных направлениях хочет практически работать в обществе. Отсюда совершенно ясно вытекает необходимость организации технического образования в области речи, которое будет жалким кустарничеством, если не будет основано на науке, как своей базе: техника речи подразумевает технологию речи; технология речи - вот то, что должно родить из себя современное научное языкознание, что заставляет его родить действительность. Для того, чтобы сшить сапоги, нужно уметь, нужно знать это ремесло, для того, чтобы построить дом, тоже нужно уметь, для того, чтобы агитировать посредством речи, нужно тоже уметь, и это умение не просто падает с неба, а достигается выучкой организовать эту выучку - определенная задача современности, которая вообще хочет сделать человеческий быт организованным. Ссылка на то, что, дескать, имеются же хорошие ораторы-агитаторы и публицисты, которые не проходили "курс" в каких-нибудь соответствующих техникумах, столь же нелепа, как утверждение, что не нужно актерского технического образования, потому что есть же актеры - имя рек, которые не "кончали" никаких театральных школ, или что не нужно архитекторов, потому что строили же раньше дома "просто так". Отрицание технического образования в области речи есть типичная отрыжка идеалистического миросозерцания, которое, если и готово признать, что нужно обучать людей, как строить дома, то в области речи всецело полагается на "талант", "вдохновение", "природные склонности", "нутро" и всякие другие штуки, может быть и очень важные (для сапожника тоже), но в данном споре только запутывающие. Бить талантом и вдохновением выучку - неприемлемо для материалиста и марксиста.
В связи с вышесказанным приходится с особенным вниманием отмечать тот живой интерес, который обнаружился в наших научных кругах к ораторской и публицистической прозе В. И. Ленина. Образование соответствующей комиссии при научно-исследовательском Институте Ленинградского Университета, присоединение к этой работе словесного разряда Института Истории Искусств, соответствующая работа на отделении публичной речи Института Живого Слова, - все это позволяет думать, что языкознание, наконец, захватывает в свое ведение столь важный материал устной и письменной публичной речи. Исследование языка - например, публицистической речи - уже серьезный шаг к построению соответствующей технологической лингвистической науки. Исследование же такого материала, как язык В. И. Ленина, имеет особенно важное значение, потому что мы здесь имеем дело с таким речевым поведением, которое крепко и наверняка достигало и достигло цели. То, что возникло в данном случае, как естественное реагирование на смерть В. И. со стороны ученых-филологов, вместе с тем является и важным продвижением науки на пути ее сближения с запросами жизни.
2.
Во многих статьях В. И. Ленина можно найти материал для обнаружения его стилистического credo. Высказываясь о явлении "революционной фразы", Ленин особенно ополчается на некоторые ее языковые признаки, употребляя в этом отношении, как это и понятно, термины хотя и не совсем определенные, но не оставляющие сомнения в том, что он в сущности вел борьбу с эмоционально-повышенным, высокостильным, пафосным, декламационным строем речи. Его нападки на "громкие фразы", на "гордые фразы", на "лозунги превосходные, увлекательные, опьяняющие", на "жонглированье эффектными фразами", на всяческую "декламацию", на "опьянение звуками слов" - как будто бы позволяют сделать такой вывод.
Будущим исследователям языка Ленина предстоит сделать проэкцию этих и многих других подобных высказываний В. И. на язык его собственных произведений. Я в этой короткой статье нисколько не претендую на выполнение такой задачи, но пытаюсь с этой точки зрения рассмотреть материал одной статьи Ленина, а именно статьи "О национальной гордости великороссов" [Г. Зиновьев и Н. Ленин - "Против течения", сборник статей. Издание Петр. Совета 1918. Стр. 33-36, статья относится к 1914 году].
Выбранная мною статья любопытна потому, что по-своему содержанию, особенно в определенной части - абзацы III-VI (в статье всего девять абзацев; в дальнейших ссылках цифры I-IX, римские, обозначают соответствующие абзацы по указанному изданию) она особенно благодарна для развертывания пафосных, высокостильных, декламационных приемов изложения. Эти приемы там и имеются (я не касаюсь вопроса об исторической обусловленности этих приемов у Ленина), но они даны в комбинации с такими лексическими и синтаксическими фактами, которые объективно снижают эту декламационность. В разбираемой статье, Ленин, высказываясь отрицательно вначале о так пышно росцветшем в четырнадцатом году, в разных странах Европы, шовинизме, противопоставляет ему ту "национальную гордость", которая "не чужда нам, великорусским сознательным пролетариям". Выяснению того, что такое составляет эта "национальная гордость", и посвящены, главным образом, III-VI абзацы статьи.
3.
Упомянутые III-VI абзацы, а также отчасти и II-ой, построены в общем на основе типичного высокостильного синтактического развертывания пафосного оттенка. Приведу примеры.
В III абзаце после вопросно-ответного ввода ("Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно нет!") читаем: "Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы... поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больше всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывают отпор из нашей среды..." Это же построение с "мы...", с тою же функциональностью, продолжается и дальше - в IV абзаце: "мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский..." (начало абзаца); "мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже (курсив Ленина) создала революционный класс..." (середина абзаца); в V абзаце: - "Мы полны чувства национальной гордости и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое..." (начало абзаца); в VI абзаце: "и мы, великорусские рабочие, полны чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало..."; "именно потому, что мы хотим ее, мы говорим: нельзя в 20-м веке...".
В III абзаце отдельные части его, начинающиеся с "мы", "нам" и соответствующие друг другу, построены в восходящем порядке, т.-е. первая часть - менее строки, вторая - больше двух строк, третья - две с половиной строки, четвертая почти шесть строк. Четвертая часть периодизирована в том же "декламационном" направлении: "Мы гордимся тем, что эти насилия..., что эта среда..., что великорусский рабочий класс..., что великорусский мужик...". Подобное же периодизирование находим и в дальнейших элементах общего построения: "мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна..." (IV; курсив Ленина); и еще: "...ведут нас на войну, чтобы душить Польшу и Украйну; чтобы давить демократическое движение в Персии и Китае, чтобы усилить позорящую наше национальное достоинство шайку Романовых, Бобринских, Пуришкевичей" (V); "...мы говорим: нельзя в 20-м веке в Европе..., нельзя великороссам "защищать отечество" иначе..." (VI).
Уже во втором абзаце читаем: "...неприлично было бы забывать о громадном значении национального вопроса - особенно в такой стране, которую...; в такое время, когда..., в такой момент, когда...". Здесь тоже дана восходящая периодизация: первая часть - одна строка, вторая - около двух с половиной, третья - свыше четырех.
В соответствии с отмеченным синтактическим строением стоит и некоторый лексический и фразеологический "высокий" материал. Ср. "мы любим свой язык и свою родину" (родину без кавычек, как например, в первом абзаце), "национальная гордость" (III), "нашу прекрасную родину" (III); "мы гордимся" (III), "мы полны чувства национальной гордости" (III, V), "могучую революционную партию масс" (III), "Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции" (IV); "это были слова настоящей любви к родине, любви тоскующей....." (IV); "она (великорусская нация) способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и за социализм" (IV), "мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии". (VI) и пр.
В связи с упомянутыми фактами следует отметить явление лексико-синтактического порядка, которое можно назвать "лексическим разрядом" (впрочим я не настаиваю на этом термине) "Лексический разряд" может быть иллюстрирован следующими примерами из нашей статьи: "великорусская нация тоже доказала (курсив Ленина), что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за социализм, а не только великие погромы, ряды виселиц, застенки, великие голодовки и великое раболепство перед попами, царями, помещиками и капиталистами" (IV), "хотим..... свободной и независимой" и т. д. см. выше (VI), "царизм не только угнетает,.... но и деморализует, унижает, обесчесщивает, проституирует его..." (VI), "вся история капитала есть история насилий и грабежа, крови и грязи" (VII); "такой раб, вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения, есть холуй и хам" (V) и др.
С формальной точки зрения "лексический разряд" есть некоторое "перечисление", но логическое, предметное значение этого перечисления стоит совсем на заднем плане, и это "перечисление" является фактом эмоционального говорения (а следовательно, может быть использовано и как прием эмоционального внушения посредством речи), когда высокое эмоциональное напряжение разрешается мобилизацией ряда подобных членов предложения, при чем эти подобные члены следуют или непосредственно друг за другом, или ряд организован путем применения, например, союза "и" (как в некоторых из приведенных примеров).