Замок Броуди
Шрифт:
— Я хоть и не знаток, а вижу, что камень хороший, — сказал, посмеиваясь, Грирсон. — Надеюсь, его покупка вас не разорила.
— Нечего мерять на свой аршин. Я сам знаю, что мне по Средствам, а что нет, — обрезал его Броуди.
— Ну, ну, не сердитесь, я и не думал сравнивать ваши достатки со своими. Вы так сорите деньгами, что у вас их, наверное, целая куча. Ручаюсь, что и на черный день немало отложено, — пришепетывая, сказал Грирсон, проницательно и насмешливо заглядывая Броуди в глаза.
— Говорят, опал приносит несчастье. У свояченицы моей было кольцо с опалом, и оно принесло ей уйму всяких бед. В том самом месяце, когда она купила его, она поскользнулась и сильно расшиблась, — сказал Пакстон.
— Со мной этого не случится, — хрипло возразил Броуди.
— И вы не боитесь
— Пора бы вам знать, Пакстон, что я ничего на этом свете не боюсь, — сказал он медленно.
Любопытно, что Джемсу Броуди, который тщательно заботился о собственном туалете и наружности, ни на минуту не приходило в голову придать и своей унылой лавке более щеголеватый вид, подновить ее хотя бы снаружи. Он как будто гордился ее неизменным, мрачным и грязноватым видом, который теперь особенно бросался в глаза. Когда Перри, все время завистливо любовавшийся слепящим великолепием соседнего магазина, указал ему на этот контраст и робко заметил, что хорошо бы немножко подкрасить фасад их лавки, Броуди ответил внушительным тоном: «И пальцем не позволю коснуться! Пускай кто хочет покупает себе шляпы в размалеванном паноптикуме, а у меня предприятие для джентльменов, и я сохраню его таким, как есть». Такова была позиция Броуди в ожидании первого натиска противника.
Когда вся перестройка и реставрация были закончены, наступил, наконец, день открытия лавки конкурента. За последнюю неделю марта были проделаны просто чудеса, и «Листок» отвел целый столбец торжественному извещению о том, что 1 апреля произойдет открытие нового предприятия. Весь день накануне открытия за плотными зелеными занавесями и железной шторой, закрывавшей вход, чувствовалось что-то таинственное, сокровенное, и сквозь эту завесу видно было только, как районный уполномоченный фирмы, командированный сюда, в новое отделение, чтобы наладить дело в первые несколько месяцев, беспокойно летал с места на место, как тень, как символ тайны. Очевидно, тактика фирмы Манджо состояла в том, чтобы в день открытия сразу ослепить Ливенфорд выставкой товаров. Они собирались, открыв витрины, потрясти весь город тем, что он увидит в них.
Таковы, по крайней мере, были иронические предположения Броуди, когда он 1 апреля, как всегда, в половине десятого, не раньше и не позже, вышел из дому и направился обычной дорогой в лавку. Шагая в полном спокойствии по Хай-стрит, он выглядел самым беззаботным человеком в Ливенфорде, но это спокойствие было, пожалуй, чуточку слишком подчеркнутым. Он тешил свое тщеславие сатирическими размышлениями, которые еще больше укрепляли его веру в себя и заглушали глухое предчувствие, вот уже много дней мелькавшее где-то в глубине сознания. Теперь, когда пришел к концу томительный период ожидания и началась борьба, он снова был господином своей судьбы, и его осанка как бы говорила: «Только дайте дорваться до боя! Я ждал этого все время. И если вы готовы, то, клянусь богом, я тоже готов!» Он любил борьбу.
Кроме того, на этот раз его задор еще пришпоривала бессознательная надежда, что в пылу сражения душа его стряхнет с себя тяжкое и тайное уныние, рожденное недавним ударом по его фамильной гордости. Он уже предвкушал радость борьбы и мысленно твердил, что он им покажет, из какого теста сделан Джемс Броуди, опять покажет всему городу, какой он человек, и полной победой над этими людишками Манджо восстановит свой престиж в городе, поднимет его даже выше прежнего. Держась прямо, выпятив грудь, закинув за плечо свою трость, — этого он не делал уже много месяцев — он беспечно шагал вперед.
Дошел до нового магазина и тотчас убедился, что, наконец, он открыт. Человек более мелкого масштаба осмотрел бы магазин уголком глаза, как будто невзначай, мимоходом, но такое осторожное подсматривание было не в характере Броуди. Он открыто, даже демонстративно, остановился посреди тротуара и, все еще держа трость на плече, расставив ноги, откинув назад голову, разглядывал с ироническим видом оба окна.
Нарочитая усмешка играла на его лице. Он даже затрясся от грубого хохота. Всем своим видом он выражал восторг по поводу того, что эта выставка оказалась еще более мишурной и нелепо модной, чем он смел надеяться, еще более смехотворной, чем он предвидел в самых своих невероятных ожиданиях. Одно окно было сверху донизу загромождено шляпами — шляпами всевозможных форм, сортов и фасонов — которые высились в несколько ярусов среди фестонов из лент и букетов из цветных платочков, красиво перемежались, для украшения, гирляндами чулок и носков, осенялись целым строем перчаток, сгруппированных так, что они образовали нечто вроде листьев папоротника, с пустыми, изящно растопыренными пальцами. Тактичным, но вполне ясным указанием на то, что эта потрясающе художественная выставка носила не исключительно декоративный характер, служили прикрепленные ко всем товарам этикетки со штемпелями М.Ш.Г. и ценой, обозначенной внизу красными цифрами. Броуди осмотрел всю эту сложную картину, но его презрительно-насмешливый взгляд прикован был главным образом ко второму окну, где он увидел неожиданное новшество — две восковые фигуры. Восковые фигуры — нет, это что-то невероятное! Однако они стояли там; мужчина с идеальным цветом лица и безукоризненной осанкой смотрел неподвижно, с какой-то томной нежностью на вторую фигуру — мальчика, который, судя по его розовому лицу, большим голубым глазам и ласковой невинной улыбке, был, несомненно, примерным сыном примерного отца. Отец протягивал правую руку, а сын — левую одинаковым изящным жестом, словно говоря: «Вот и мы! Смотрите на нас! Мы стоим здесь для того, чтобы вы нами любовались».
Одеты оба были безупречно, и глаза Броуди переходили от складок на их брюках к ослепительным галстукам, скользили по блестевшим, как полированные, воротничкам, торчавшим из кармана носовым платкам снежной белизны, по блестящим носкам, по шляпе фасона «Дерби» с загнутыми полями, украшавшей чело родителя, и хорошенькой шапочке коробком на голове юного отпрыска — пока, наконец, не остановились на изящной карточке с печатной надписью: «Одеты в магазине Манджо и Кo. Следуйте их примеру».
— Манекены! — пробурчал Броуди. — Чертовы куклы! Это — не шляпный магазин, а какой-то музей восковых фигур! — Манекены казались ему чем-то очень смешным, их никогда не видывали в Ливенфорде, только в последнее время сюда доходили слухи об этих новшествах, введенных в больших магазинах Глазго, и Броуди полагал, что над ними будет потешаться весь город.
В то время как он стоял перед витриной, с дерзким высокомерием рассматривая ее, из лавки вдруг вышел человек с пакетом, завернутым в коричневую бумагу. Моментально насмешливое настроение Броуди парализовал смертельный испуг, острая тревога ножом вонзилась в сердце. Так они уже начали торговать? Этого человека он никогда не встречал и пробовал теперь успокоить себя, что это, по всей вероятности, кто-нибудь из рабочих задержался в магазине, чтобы окончить недоделанную работу, или приходил собрать забытые инструменты.
Но аккуратно завернутый пакет вызывал подозрения, глубоко волновал его. Он, уже с менее заносчивым видом, оторвал от земли свои точно вросшие в нее ноги и медленно вошел к себе в лавку.
Перри, разумеется, был на месте и, взбудораженный ходом последних событий, приветствовал хозяина с еще более раболепным почтением, чем всегда. Быть может, он лелеял в душе слабую надежду, что появление нового конкурента даст ему случай доказать хозяину, чего стоит такой человек, как он, Перри, и добиться хотя бы частичного осуществления своих заглохших уже было мечтаний.
— Доброе утро, мистер Броуди, сэр.
Специально для этого случая Перри придумал безобидную шутку, которую он считал и остроумной и забавной, и, собрав все свое мужество, рискнул преподнести ее Броуди.
— Сегодня первое апреля, сэр, — начал он нервно. — Заметили вы, какое совпадение? Ведь они (Перри всегда упоминал о новых соседях таким неопределенным образом) — они открыли свое предприятие как раз в День всех дураков [5] .
5
Так называют в Англии день 1 апреля.