Замок Эйвери
Шрифт:
– Ещё не все гости в сборе, скоро будет около пятидесяти мужчин, юношей и старцев. А теперь пойдём - я представлю тебя хозяевам дома.
– Сиятельный граф Северус Ориус Снейп, уважаемые сэры Клоссиус и Клавдий.
– Вы из рода Снепиуса Малефиция и супруги его Вероники Гонории.
– Да, о, прекрасные сэры.
– Достойный род, что скажешь, Клавдий?
– Немного найдётша в шовременной Британии таких доштойных родов, Клошшиуш, вожлюбленный брат мой.
– Идите же, внуки, веселитесь, ибо для веселия дана вьношам пора эта, - говорит цветисто
– Да, штупай, вьюноша, - Клавдий глядит в мои глаза и вдруг плотоядно облизывает шамкающий рот, - до щего же ты хорош, вьюноша, но глажа твои - не от Мерлина вшемилоштивого, но от Шатаны.
– Не знаю, о ком Вы, прекрасный сэр Клавдий, ибо рождён я в семье благочестивой.
– Гордыня - твой грех, - подытоживает Клоссиус.
– Да, Вы правы, прекрасный сэр Клоссиус, - все мужчины в нашем роду были гордыми, но не горделивыми, - я говорю смело, с достоинством.
Не отступать же мне перед читающими нотации старыми маразматиками?!
Но когда Клавдий старается заглянуть мне в глаза во второй раз, меня уводит от стариков Блейз и начинает знакомить с присутствующими мужчинами, все, как один, среднего возраста - лет семидесяти- восьмидесяти, с хорошими зубами и цветом лица, слегка седеющие у висков, но не седые, совершенно нет облысевших.
Потом Блейз отводит меня в сторону и, обнимая, прижимаясь всем телом говорит:
– Здесь и мой первый мужчина, ну, Арес Ноблиус Горт, запомнил его?
– Да, - говорю я, не отталкивая Блейза и не отстраняясь сам - мне хорошо с ним, - сколько же лет тебе было тогда?
– О, девятнадцати ещё не было, как раз родился мой второй сын, Андриус, я зову его, как жена - Андри.
– А первенца как?
– Генрикус, Анри.
– Как она в них не путается только.
– Ну, для начала, они очень разные внешне, Генрикус - моя копия, а Андриус - Персуальзы.
– Кого?
– Так жену мою зовут, ты же не забыл, что она родом из Франции, да и в Англии прожила-то только до родов Анри. А потом уехала к родителям на родину.
– Не забыл, просто так звали мою мать, тоже француженку. Я потерял её в десять лет.
– О-о, сожалею. Но это имя - распространённое в самом высшем свете Франции.
Т-так вот, если позволишь, я продолжу. Мы с ней разделили имущество, её акции играют на лондонской маггловской бирже, самой солидной в Европе, а сбережения хранятся в Гринготтсе, поэтому моё Сен-Мари-де-Обижье находится там, на родине жены, а моё поместье Забини-Мэнор, большое, кстати, покажу осенью, там очень красиво… - Блейз говорит, говорит, говорит, перескакивая с одной мысли на другую, не успев закончить первую, так, что я вижу - он очень нервничает отчего-то.
– Стоп, - говорю я, - отчего ты так нервничаешь?
– От близости моего первого мужчины, конечно.
– Ты, что, впервые встречаешь его у Эйвери?
– я настойчив.
– В твоём обществе, разумеется, впервые.
– И что это меняет?
– Всё! Ведь я так сильно люблю тебя! А он… он был так жесток со мной…
– Да что он тебе сделал и когда?
– я стараюсь
– Хорошо, я расскажу, но это моя тайна и, пожалуйста, не делай её достоянием…
– Да ничьим достоянием, кроме моего, она не станет, клянусь честью рода Снейпов и благополучием наследника.
– Выйдем на лоджию. Ты куришь?
– Иногда. Могу сотворить.
– Сотвори, когда выйдем, знаешь, сигареты, это такие маггловские, прости…
– Ничего, я и сам только их курю.
Мы вышли на лоджию, с двух сторон - южной и восточной, опоясывающей палаццо, и закурили.
– Отличный вкус, Сев.
– Что? Что…как ты меня назвал?!
– А что, нельзя?! Ну, сократил твоё имя, подумаешь…Если нелься, ты так и скажи, зачем орать-то?
– Я не ору, а всего лишь покрикиваю.
– Тебя так муж зовёт, что ли?
– Нет, Рем зовёт меня «Север».
– Длинно как-то, но молчу, молчу.
– Так что ты хотел мне рассказать?
– О ком?
– Вот дурилка картонная, сам же вызвал меня на лоджию, перед этим распсиховался, что тот волшебник, Арес Ноблиус Горт, поступил с тобой дурно.
– Когда я захотел порвать с ним отношения в самом их начале, по причине полной нашей несовместимости темпераментов, он… он, в общем, он насиловал меня три дня и ночи, сунув мои ноги в таз с водой, чтобы она уничтожала мою магию Огня, а сам уходил есть за накрахмаленной скатертью в окружении домовиков, представляешь? А потом, пополнив силы, возвращался и снова насиловал меня, днём и ночью, ночью и днём…
– Всё, хватит, так на сколько времени после этого «внушения» ты ещё оставался с ним?
– Ещё полтора года, наполненных страхом, ненавистью и рвотными позывами, когда он заставлял, а он всё время только и делал, что заставлял меня делать то или другое, заниматься с ним оральным сексом и тому подобное, ну, то есть тем, что выполняют только по-настоящему любящие пары.
– Я понимаю тебя обо всём, касающемся секса, ведь любви-то между вами и не было.
Тогда как ты не побоялся связаться со вторым мужчиной? И как тебе удалось избавиться от первого, ведь, насколько я понимаю, твой первый отобрал у тебя палочку?
– Сначала о первом. О, сотвори ещё сигаретку, а то я нервничаю.
– Бери, я тоже, пожалуй, покурю.
– Так вот, однажды мне удалось подсмотреть, где он её спрятал, ну, а дальше - немного везения и три Stupefy подряд. Ты же заметил, какой он крупный?
– Да, и видимо, такой же сильный.
– Ты и представить себе не можешь, какой. А я был изящным юношей, так, что расклад никогда не был в мою пользу. Я всегда был снизу и считал, что это моё место.
Но через год после счастливого избавления от Горта я проживал во французской Швейцарии, где лечился у замечательного, хоть и грязнокровного, целителя душ, а потом был в магической части Женевы, ко мне за столик присел незнакомец, представившийся, как виконт Клодиус Анри де Номилье, я понял, что влюбился с первого взгляда, вот, как в тебя, Сев.