Замок Фрюденхольм
Шрифт:
Председатель сообщил, что в стране сто восемьдесят тысяч триста сорок четыре безработных. Их могло быть и больше, но, к счастью, приблизительно сорока тысячам рабочих удалось найти работу в Германии. Благодаря этому радость воцарилась во многих семьях, страдавших ранее от безработицы.
Конечно, можно было бы послать на работу в Германию большее число безработных и тем самым смягчить нужду и облегчить тяготы еще многих датских семейств. Если отправка рабочих в Германию не была осуществлена в более крупных масштабах и если некоторые рабочие по-прежнему сдержанно относятся к немецким предложениям, то это объясняется подрывной деятельностью коммунистов, которые хотят создать настроение недоверия по отношению к братской немецкой нации. При данных
Расмус Ларсен говорил рассудительно и спокойно, лишь слегка повышая голос, когда в зале возникало волнение. Он со знанием дела, обстоятельно доказывал, ссылаясь на статистику, что положение безработных вовсе не так серьезно, как может показаться, поскольку многие безработные были лишены работы лишь на короткий срок. Только двадцать семь процентов безработных не имели работы свыше пятидесяти дней, и только семь процентов членов профсоюза не имели работы в течение двадцати шести недель — срока, считающегося максимальным.
Многое можно было бы возразить против статистики Расмуса Ларсена. Например, у многих долгий период безработицы прерывался несколькими днями работ по уборке снега, после чего начинался новый период. Или: можно ли мириться с установленным максимумом выплаты пособия лишь в течение двадцати шести недель в такое тяжелое время. Затем не мешало бы поговорить о том, что увеличение пособия отстает от роста цен минимум на семьдесят пять процентов.
Члены профсоюза не были так рассудительны, как их председатель. Многие среди них давно не ели досыта. Расмус Председатель выразил сожаление, что их тон был недостаточно деловым. К чему спрашивать, как бы сам он прожил на тридцать пять крон в неделю? Разве это деловой подход? Можно ли рассматривать дело с такой стороны?
Разве о Расмусе Ларсене идет речь? Разве он министр? А местное правление профсоюза, может, правительство? Имеет оно право издавать законы и ассигновать средства? Вы говорите о местном управлении и комиссии по социальным делам. Да, это верно, он член этой комиссии. Однако профсоюз и местное управление — совершенно разные учреждения. Неужели нужно говорить об этом? И местное управление вовсе не правительство страны! Расмус Ларсен вынужден просить о соблюдении благоразумия, приличий и делового тона.
— Совершенно верно, что профсоюзы не правительство, — сказал Мартин Ольсен, — Но разве профсоюзы не должны оказывать влияние на правительство? Разве не должен иметь решающего голоса и рабочий класс, который на протяжении жизни двух поколений способствовал политическому и социальному прогрессу в этой стране и который объединился в самые крупные и мощные организации в стране — в профсоюзы? И разве мы не выбрали рабочее правительство?
Где же это выбранное нами рабочее правительство?
Оно подарило правительственное большинство злейшим врагам рабочих. Оно передало власть, которую мы ему дали, денежным тузам и крупным землевладельцам. И это мы должны называть датским единодушием, или национальным единением, или солидарностью народа?! Может, это мы уполномочили наше рабочее правительство передать власть миллионерам, помещикам и крупным землевладельцам? Клика лидеров социал-демократии без всяких полномочий со стороны рабочих отдала правительственное большинство классовому врагу и поставила свои имена под самым гнусным и самым жестоким для рабочих законодательством о снижении заработной платы. Правительство злоупотребляло своим влиянием на руководство профсоюзов, стремясь воспрепятствовать тому, чтобы огромная сила профсоюзного движения могла быть использована для защиты прав рабочих. Для чего существуют наши организации? Когда мы, рабочие, держимся вместе, знаем наши собственные силы и используем профессиональные организации по назначению — мы можем приобрести то влияние, на какое имеем право претендовать. Поэтому мы должны произвести в наших организациях чистку и выбрать таких руководителей и уполномоченных, которые будут соблюдать наши интересы!
Один из присутствующих
Расмус Ларсен прервал рабочего и предложил председателю собрания лишить его слова. Этот вопрос не подлежит компетенции профсоюза, и неуместно говорить здесь о подобных вещах. Это может привести к самым опасным последствиям. Расмус Ларсен считает своим долгом напомнить слова правительства и короля о необдуманных высказываниях.
Из зала раздались возмущенные голоса, требующие, чтобы рабочий продолжал.
— Если профсоюз рекомендует нам ехать на работу в Германию, то нам важно знать, какие там условия работы! — кричали рабочие. — Это именно компетенция профсоюза! Мы хотим выслушать оратора! Хотим знать правду!
— А кто знает, правда ли это? — крикнул Расмус Ларсен.
— Черт возьми! Да заткни глотку, Расмус! Не мешай человеку говорить!
Председатель разрешил оратору продолжать, но предупредил, чтобы тот воздержался от высказываний, могущих оскорбить иностранные государства.
— Председатель, следовательно, не верит, что я говорю правду, — сказал рабочий, вернувшийся из Германии. — Но на заводах Германа Геринга, где я работал, было много датчан, побывавших в исправительном лагере. Я с ними разговаривал, я их знаю и могу сообщить Расмусу их имена! Они спали на голом цементном полу в лагерном бомбоубежище. Их на много дней лишали пищи, били дубинками и пинали ногами. Я хорошо знал одного из погибших. Датский генеральный консул в Гамбурге был уведомлен об этом. И Министерство труда в Дании тоже. Если Расмусу нужны доказательства, пусть спросит, например, министра труда Дама, который все это знает. Датские рабочие находились также в исправительном лагере около Либенау на Везере, кроме того, датчане были в таком же лагере в Фарге под Гамбургом. Они говорили мне, что и там умер один датчанин, но я не знаю, правда ли это. Может быть, министр труда Дам приведет более точные сведения.
Да, очень приятно было вернуться домой и прочесть, что пишет председатель Объединения профсоюзов в газете «Арбейдерен» о датских рабочих в Германии. Что они носят мягкие шляпы, здоровы и бодры и все у них в порядке, что гороховый суп и гороховые фрикадельки так же хороши, как и те, что делает мать Эйнара Нильсена. Но он ни словом не обмолвился об исправительных лагерях для рабочих, а писал о культурных развлечениях и тому подобном. Да, приходили к нам датские артисты и развлекали нас. Один из господ запел «Компас в порядке», а нам предложили подпевать. Приезжал также оперный певец и дама, игравшая на рояле. В другой раз приехал киномеханик и показал нам фильм, заснятый на дне рождения короля. Быть может, все это было хорошо. Но никто не позаботился о товарищах, умерших в лагере № 21. Они умерли в одиночестве. А если Расмус Председатель очень хочет своими глазами увидеть исправительный лагерь для рабочих, он может наняться на работу в Германию.
Слово взял Якоб Эневольдсен.
— Я слишком стар, чтобы ехать в Германию. Так говорит наш председатель. Там требуются люди молодые, бодрые и здоровые, — мы ведь читали «Арбейдерен». Однако я хочу предостеречь молодежь, чтобы она не давала себя увлечь россказнями председателя Объединения профсоюзов и министра труда. Я ни в чем не могу упрекнуть тех, кто поехал в Германию. Им угрожали и заставили туда ехать их собственный профсоюз и комиссия по социальным делам. Им приходилось выбирать между работой в Германии, вспомоществованием на бедность или голодом. Вот как обстоит дело.