Замок Фрюденхольм
Шрифт:
— Быстрее! Вас отправляют в Копенгаген.
Мартин медленно поднялся и медленно стал надевать пиджак. Затем подошел к уголовникам.
— Прощайте, спасибо за компанию! Рад был познакомиться с хорошими людьми!
А худому надзирателю он сказал:
— Это первые воспитанные люди, которых я встретил в вашем заведении!
— Заткните глотку! И пошевеливайтесь!
— Прощайте, желаю вам всего хорошего! — сказал Мартин.
Оба уголовника по-прежнему стояли навытяжку.
— Прощай, и тебе всего хорошего! — проговорил растлитель малолетних.
—
— Молчать, черт вас возьми! — крикнул надзиратель и захлопнул дверь.
Он повел Мартина по железной лестнице и по дороге пе преминул раза два толкнуть его. Зеленый полицейский автомобиль, величиной с автобус, под охраной вооруженных полицейских въехал во двор. Заключенных по одному сажали в машину, каждого между двумя полицейскими. Всего пять заключенных и десять полицейских. Полицейские как воды в рот набрали.
Среди заключенных Мартин увидел двух товарищей из Престё; один из них, рабочий Адольф, — председатель партийной ячейки, другой — плотник и кассир в ячейке. Двое других были батраки из Бельдринге и Юнгсховеда, причем один поляк. Их, как и Мартина, забрали в воскресенье утром. Никому из них не предъявили обвинения.
— Куда нас везут? — спросил Мартин своих двух вооруженных стражей.
Они не ответили.
— Алло! Куда мы направляемся?
Молчание.
— Они глухонемые, — сказал товарищ из Престё.
— Возможно, они понимают только немецкий язык, — предположил Мартин.
— Я знаю одну собаку, она слушается, только когда к ней обращаются по-немецки, — сказал батрак из Юнгсховеда.
— Эти не так умны. Они ничего не понимают.
Полицейские краснели, хмурились, но упорно молчали. Было ясно, что им приказано молчать. Никаких разговоров с арестованными, никаких дискуссий, никаких объяснений!
Заключенные развлекались, издеваясь над немыми стражами.
— Специально подобранные экземпляры, — громко сказал Адольф. — Это видно по их физиономиям: низкие лбы, скошенные затылки, квадратные подбородки, близко посаженные глаза, взгляд исподлобья. Таких подбирают для грязной работы, их удобно использовать, они ни о чем не спрашивают.
Поездка несколько отвлекла арестованных от мыслей об их положении. Они свободно беседовали друг с другом среди молчавших полицейских, любовались южнозеландским ландшафтом, смотрели на зеленые холмы, засеянные поля, леса, каменные ограды, цветущую бузину. Стоял погожий летний день. Неужели страна подверглась бы опасности, если бы кто-либо из полицейских сказал им, куда их везут?
Их привезли в Полицейское управление в Копенгагене. В то странное здание, о существовании которого никто из них не знал. Немой эскорт привел их в штаб, где в течение многих лет в секретных отделениях и кабинетах подготавливалась охота на них. Жителям Престё, Бельдринге. Фрюденхольма и Юнгсховеда удалось познакомиться со своеобразными особенностями этого здания. А сравнить его можно было только с пресловутым лабиринтом, созданным архитектором Дедалом в древнем Кноссе, таким запутанным, что даже сам строитель не мог найти из него, выхода и вынужден
Пятерых заключенных сгрузили в одном из античных дворов, и немые вооруженные полицейские передали их другим полицейским, которые повели их через римские катакомбы, греческие перистили и критский лабиринт в большую контору, где обстановка напоминала декорации к опере «Волшебная флейта».
Здесь звонили телефоны, стучали пишущие машинки, полицейские с бумагами бегали взад и вперед. Вновь прибывшим пришлось подождать. Затем их пересчитали, установили их личность, сличая множество листков и карточек.
— Вы рабочий Мартин Торвальд Ольсен? Пожалуйста, сюда!
Толстый краснолицый полицейский втолкнул его в комнату рядом. Мартин решил, что он наконец-то встретится с судьей. Срок этой встречи истек уже много часов назад. Он, конечно, будет протестовать. Ему было неприятно от того, что он не умыт и небритый.
— Выньте все из карманов!
— Полицейские уже забрали все, что у меня было в карманах. Я бы хотел получить свои вещи обратно.
— Это исключается. Есть у вас еще что-нибудь?
— Нет.
— Поднимите руки! — Толстяк засунул рукп в карманы Мартина и ощупал его. — Ну, вот сюда!
— Нельзя ли здесь умыться? Целых двадцать четыре часа я не мог получить куска мыла.
— Мы не держим здесь мыла для всяких! Идите!
Идя по длинным коридорам, Мартин видел других заключенных, которых вели усталые и раздраженные полицейские. Он слышал, как некоторые заключенные говорили между собой по-немецки. Это были эмигранты — немецкие евреи, коммунисты или социал-демократы, которые, поверив обещаниям властей, добровольно явились в полицейское управление. Теперь их в последний раз пересчитывали и регистрировали, чтобы затем отправить на границу и выдать гестапо.
Мартина заперли в одном из так называемых шкафов Полицейского управления — нечто вроде телефонной будки, со всех сторон и сверху огороженной решеткой, с маленьким сиденьем внутри.
«Черт подери! — подумал он, — Неужели это происходит в современной Дании? Неужели одинаково обращаются с преступниками и с теми, кого лишь подозревают в преступлении?»
Времени для размышлений у него было достаточно. Он сидел в маленькой будке, точно запертый в уборной, задыхаясь от жары. Сидел в воскресном костюме, неумытый, истекающий потом. А время шло. Может быть, о нем забыли?
46
Прошел понедельник, а защитник Мартина ничего не сообщал Маргрете. Почтальон не принес письма, и она подумала, что, может быть, позвонят по телефону к хозяевам.
Она направилась к ним, чтобы поговорить об этом. В дверях ее встретила толстая Элли — молчаливая и враждебная. Позади нее появился Енс Ольсен, очень смущенный и расстроенный. Он вынужден сказать правду. Он не желает, чтобы его телефоном пользовались для всяких таких вещей. И когда он в свое время сдал квартиру Мартину, он вовсе не рассчитывал, что в его собственный дом будет врываться полиция.