Замок из стекла
Шрифт:
Я размышляла о переезде в Нью-Йорк на год раньше чисто гипотетически, но оказалось, что я могу перебраться в Нью-Йорк прямо сейчас. Ну, может быть, не буквально в этот момент, потому что это была середина учебного года. Мне стоило дождаться окончания одиннадцатого класса. К тому времени мне исполнится 17 лет. У меня было почти 200 долларов, и я могла бы уехать из Уэлча через пять месяцев.
Меня настолько возбудила и взбудоражила эта идея, что я перешла на бег. Я бежала все быстрее и быстрее. По Олд Роуд с ее многочисленными деревьями с низкими ветками, потом по Гранд Вью и по Литтл Хобарт Стрит –
Дом неумолимо разваливался. Один из поддерживающих его столбов покосился. Дырка в потолке над спальным местом Брайана стала такой большой, что во время дождя ему приходилось накрываться надувным плотом, который мама получила в розыгрыше, организованном Benson & Hedges для покупателей своих сигарет (пачки которых мы выискивали по помойкам, чтобы сорвать штрих-коды, которые надо было послать для участия в акции). Брайану достанется моя кровать после того, как я уеду. Я решилась – поеду в Нью-Йорк сразу после окончания школьного года.
Ступеньки лестницы окончательно сгнили, и поэтому я поднялась по склону горы и вошла в дом через заднее окно, которое мы теперь использовали вместо двери. Папа сидел за столом, а мама перебирала стопки своих картин. Я сообщила им о своем новом плане, после чего папа потушил сигарету, встал и, не говоря ни слова, вылез через окно на улицу. Мама только кивнула и, не поднимая глаз, продолжала перебирать картины, что-то бормоча себе под нос.
«Ну что ты скажешь?» – спросила я ее.
«Отлично. Поезжай».
«Что-то не так?»
«Нет, все в порядке. Поезжай. Хороший план», – казалось, что она вот-вот расплачется.
«Не грусти. Я буду писать».
«Мне грустно не потому, что ты уезжаешь, – сказала мама. – Мне грустно оттого, что ты едешь в Нью-Йорк, а я остаюсь здесь. Это нечестно».
Когда я позвонила Лори и рассказала о своем новом плане, она его одобрила. Она сказала, что я могу жить с ней, если найду работу и буду помогать платить за квартиру. Брайан тоже одобрил мою идею, особенно после того, как я сказала ему, что он может перебраться на мою кровать. Брайан начал шутить с нью-йоркским акцентом о том, что я скоро начну ходить в соболях и задирать нос, как истинная обитательница Нью-Йорка. Точно так же, как некогда я в отношении Лори, Брайан начал отсчитывать недели до моего отъезда. «Через шестнадцать недель ты будешь в Нью-Йорке», – говорил он. И на следующей наделе: «Через три месяца и три недели ты будешь в Нью-Йорке».
С тех пор как я объявила о своем решении, папа со мной практически не разговаривал. Однажды весной, когда я делала уроки в спальне, он подошел ко мне. Под мышкой у него были какие-то свернутые бумаги.
«Есть минута? Я хочу тебе кое-что показать», – сказал он.
«Конечно».
Я прошла за ним в гостиную, где папа разложил на столе свои бумаги. Это были старые, замызганные и потрепанные планы Хрустального дворца. Я даже
«Кажется, я решил проблему с недостатком света из-за склона горы», – сказал папа. Он предполагал поставить специальные изогнутые зеркала с солнечными батареями. Он еще хотел поговорить со мной о моей комнате. «Лори уехала, – сказал папа, – и твою комнату можно сделать больше».
Его руки слегка тряслись. Он нарисовал фронтальный и боковой вид Хрустального дворца, а также вид сверху. Он подготовил планы внутренних комнат и просчитал их размеры до сантиметра.
Я посмотрела на его чертежи. «Папа, ты никогда не построишь Хрустальный дворец», – сказала я.
«Ты хочешь сказать, что ты в меня не веришь?»
«Даже если бы и верила, меня здесь не будет. Чуть меньше, чем через три месяца, я уезжаю в Нью-Йорк».
«Я подумал, что, может быть, тебе не стоит так торопиться», – сказал папа. Он предложил мне окончить школу и подать документы в государственный колледж в Блуфильде, как предлагала мисс Катона, а потом найти работу в местной газете. Он поможет мне писать статьи. «А я построю Хрустальный дворец, клянусь тебе. Мы будем вместе в нем жить. Там будет гораздо лучше, чем в любой съемной квартире в Нью-Йорке. Обещаю тебе».
«Папа, – ответила я, – как только отзвенит последний звонок, я сяду на автобус, чтобы отсюда уехать. Если автобусы не будут ходить, я стану голосовать и уеду отсюда на попутках. А если потребуется, пойду пешком. Строй свой Хрустальный дворец, но не делай этого для меня».
Он свернул свои чертежи и вышел из комнаты.
Зима не была суровой, и лето в том году наступило рано. К концу мая расцвели дикие дицентры и рододендроны, а запах жимолости лился с гор в открытое окно. Первые жаркие дни наступили до окончания школы.
В последние недели жизни в Уэлче мое настроение было очень переменчивым. За считаные минуты оно изменялось от нервного возбуждения и чувства страха до радостного возбуждения. В последний школьный день я очистила свой ящик для хранения вещей и пошла попрощаться с мисс Бивенс.
«У меня хорошее предчувствие по поводу твоих планов, – сказала мисс Бивенс. – Мне кажется, что у тебя все получится. Но у меня возникает проблема: кто в следующем году будет делать школьную газету?»
«Я уверена, что вы кого-нибудь найдете».
«Я думала соблазнить этим проектом твоего брата».
«Люди начнут говорить, что семья Уоллс создает династию».
Мисс Бивенс улыбнулась: «Может быть, так оно и есть».
В тот вечер дома мама вынула из чемодана свою коллекцию обуви для танцев и сложила в него подшивку школьной газеты и мои вещи. Я ничего не хотела брать из своего прошлого и отдала жеод Морин. Камень был пыльным, но я сказала, что, если его почистить, он будет сиять, как алмаз. Я разбирала вещи в коробке рядом с кроватью, и Брайан сказал: «Представляешь, через день ты будешь в Нью-Йорке». Потом он начал изображать Фрэнка Синатру и фальшиво распевать песню «Нью-Йорк, Нью-Йорк», изображая при этом подобие танца.