Замок Шамбла
Шрифт:
Снова наступило продолжительное молчание. Признание произвело ошеломляющее впечатление и на того, кто его сделал, и на тех, кто его услышал. Справившись с охватившим ее волнением, Мари продолжала, но так, чтобы разговор слышала та, что стояла за дверью:
– Вы знаете, наверно, что…
– Я видел, как он зашатался на стуле и упал.
– А может быть, он только тяжело ранен?
– О нет! — возразил Жак со зловещей улыбкой. — Я знаю, куда целился, и могу даже показать, в какое место попала пуля. Ее найдут в сердце.
– Видите ли… ваша рука должна была дрожать.
–
На последней фразе он запнулся, но потом снова продолжил решительным тоном:
– Ну да, я готов ручаться своей головой, что он убит наповал. Все кончено!
Тогда Мари Будон повернула голову к двери, как будто чего-то ждала. Ее ожидание долго не продлилось: дверь открылась, и вошла графиня ла Рош-Негли. Лицо ее поначалу казалось бледным и испуганным, но она быстро совладала с собой, и вскоре на ее губах заиграла непринужденная улыбка. За дверью, закрывшейся за графиней, Мари Будон увидела складки белого пеньюара.
– А, это вы, мой бедный Жак, — сказала графиня самым обыденным тоном. — Откуда это вы так поздно?
– Но вашему сиятельству, должно быть, известно… — пролепетал изумленный Бессон.
– Я знаю только одно, — перебила графиня, — вы устали и вам нужно отдохнуть.
Жак Бессон смотрел на графиню с выражением глубокого удивления.
– Я слышала, как закрывали дверь с улицы, и очень даже шумно, — продолжала графиня, стараясь удержать улыбку на своих бледных губах. — Я боялась, не случилось ли несчастья, поспешно встала и пришла сюда.
Она добавила, рассматривая Жака Бессона с головы до ног:
– Боже мой! Где это вы шли, что явились сюда в таком растрепанном виде?
Она обернулась к своей служанке.
– Мари, приготовь скорее чашку горячего вина нашему бедному Жаку: ты же видишь, что он падает от усталости и от голода.
Жак Бессон смотрел на графиню, удивленно разинув рот и стараясь понять, что же происходит. Мари Будон все очень хорошо понимала и нисколько не удивлялась. Это дипломатичное поведение знатной дамы, эта осторожность ханжи, которой все известно и которая не хочет ничего знать, которая все видит и притворяется, будто не видит ничего, были ей давно знакомы. Она ушла готовить горячее вино для Жака. Тот в это время бросал на дверь печальные и тревожные взгляды.
– Разве госпожа Теодора не слышала стука двери? — удивилась графиня. — Пойди, Мари, скажи ей, сколько пришлось вынести нашему бедному Жаку, которого мы так любим.
Но прежде чем Мари успела сделать шаг, дверь открылась и вошла Теодора. Ее лицо было белее пеньюара, она шаталась на каждом шагу, и когда она хотела заговорить с Жаком Бессоном, зубы ее стучали с такой силой, что она не смогла произнести ни слова.
– У тебя сегодня лихорадка, Теодора, — сказала графиня. — Садись.
Она указала ей на кресло возле Жака Бессона. Госпожа Марселанж опустилась на кресло, вся дрожа, но не смея взглянуть на Жака.
– Мари, — продолжала графиня, — перевяжи ноги Жаку, которые, кажется, очень разболелись, и оберни их полотном, которое мы с дочерью нарежем.
Она
– Вы как будто боитесь меня, — пролепетал он с волнением. — Однако вы знаете, что я… графиня сказала мне… или по крайней мере она дала мне понять как нельзя яснее, что для ее счастья, и особенно для вашего, необходимо, чтобы Шамбла… Словом, я думал, что сделаю хорошо именно вам…
– Довольно, Жак, довольно! — прошептала госпожа Марселанж. — У меня ужасно болит голова, я не могу ответить вам ни слова больше.
В эту минуту вернулась графиня со свертком полотна. Она бросила его на колени дочери, потом со свободным и непринужденным видом принялась нарезать полотно, расспрашивая Жака Бессона о его болезни и самочувствии, но не спрашивая о том, откуда он пришел и о причинах этой ночной прогулки. Когда вино было готово, графиня сама положила в него сахар и подала его Жаку, с которым оставалась вместе с дочерью до часа ночи. Потом они ушли, но до этого графиня подробно объяснила Мари Будон, как она должна перевязать ноги «бедному Жаку».
X
После ухода госпожи Шамбла Жак Бессон несколько минут мрачно смотрел на дверь, куда они вышли.
– Ну что с вами? — резко спросила его Мари Будон. — Почему вы не пьете вино, оно же стынет.
Жак поднес чашку к губам, но тотчас поставил ее рядом с собой.
– Мне не хочется, Мари, — сказал он печально.
– Какая блажь взбрела вам в голову? — вскрикнула служанка, скрестив руки.
– Разве вы не заметили, что сейчас со мной проделала графиня?
– Что? Проделала? Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать, Мари, что графиня, окружив меня заботой и лаской, притворялась, как будто не знает, откуда я пришел и что случилось нынче ночью.
– Ну и что же?
– Ну, мне кажется, что это значит: «Я ничего знать не знаю и ведать не ведаю об этом деле, это касается тебя одного, выпутывайся как можешь, а на меня не надейся».
Мари Будон пожала плечами.
– Вы вовсе ничего не понимаете, — объяснила она. — Это происходит оттого, что вам неизвестно поведение знатных дам. Знатная дама может быть так же… решительна, как вы и я, но у нее, так сказать, деликатное воспитание. Она может совершить очень важный поступок, но ни говорить, ни слушать о нем не станет, когда она общается с лицом низкого звания. Ах! Напрасно вы хмурите брови, вы все-таки станете хозяином Шамбла, это верно. Но вы там еще не хозяин, и пока графине ла Рош-Негли неприлично становиться ровней или, уж говоря прямо, делаться сообщницей своего слуги.
– Однако…
– Однако… говорите что хотите, а это так! Тем хуже для вас, если вы этого не понимаете.
– Но кто мне поручится, что, подбив меня на это — ведь подбила-то меня она, — кто мне поручится, что потом она не бросит меня в трудную минуту?
– Бросит вас! — вскрикнула Мари Будон, вспыхнув от негодования. — За кого вы ее принимаете?
– Пусть так, я ошибся, вы знаете ее лучше меня, Мари. А как же госпожа Теодора?
– Ну что вы можете сказать против госпожи Теодоры?