Замок Толор. Охота на Наместника
Шрифт:
– Согласен! Вот и поросенок! Ешьте давайте, еще ехать и ехать.
Я сразу завладела громадным куском мяса и принялась уплетать его за обе щеки. Чуть насытившись, обратила внимание на воина, который посоветовал взять вина: он наблюдал за мной. Встретившись со мной взглядами, парень потупился и покраснел.
– Заканчивай смущать парня, Тандела, - хохотнул Дарон.
– Бедняга не знает, куда глаза деть!
– Ыыыы, - ответили ему ржанием Олок и Исол.
Воин резво встал и шагнул к нашему столу:
–
– Но-но, не горячись, - я встала, загородив дорогу к герцогу, и парень с удивлением обнаружил, что упирается носом мне в плечо.
Он смущенно отступил, а я сделала еще шаг вперед и добавила:
– И не пялься на меня!
К сожалению, все испортил Дарон, тут же одернувший меня:
– Тандела, что за манеры! Значит, вон тем крестьянам тебя разглядывать можно, а этому благородному воину - нет? Уважаемый, садись с нами, выпей! Я не хотел обидеть тебя!
Парень, был красный, как рак, но все же сумел сдержаться, и сказал:
– Спасибо за приглашение, господа, но я лучше своим пивом давиться буду.
Герцог нахмурился и рыкнул:
– Садись, когда благородные господа зовут тебя, солдат! Я дважды повторять не люблю!
И, к моему удивлению, парень сел к нам. Как можно дальше от меня и див Пимобата, на самый край лавки, но сел.
– Меня зовут Дориан, милорды. Прошу простить мою дерзость.
– Не Дориан ли Слагающий Баллады?
– спросил Дарон.
Парень тяжело вздохнул и обреченно склонил голову:
– Он самый, милорд.
Олок и Дарон, загоготали еще громче, чем до этого, а Дориан снова густо покраснел и с тоской посмотрел под стол.
Прятал глаза? Или (я вздрогнула от внезапной догадки) рассматривал мои ноги?!
Глава 33. Тандела
Даже Рувор заглянул в окно - так ему захотелось посмотреть на стихоплета, присевшего за наш стол. Дарон хмуро глянул на него, и тот вернулся обратно - следить за кучей золота, что была насыпана в наши седельные сумки. Впрочем, едва он исчез, герцог сказал мне:
– Ешь быстрее, и сменишь Рувора.
Я кивнула и с новым рвением заработала челюстями. А аристократы уже угощали Дориана вином и пивом. Тот не отказывался, и даже на некоторое время перестал пялиться под стол, что меня чуть успокоило. Пока Олок уговаривал сочинителя баллад не обращать внимание на то, что кувшин заканчивается, а пьет он один, прикончить еще один стаканчик, я доела одну ногу, взяла вторую, и встала.
– Что, всё?
– удивился Дарон, даже не разобравшийся с первым куском.
– Угу, - кивнула я и вышла на улицу.
Рувор сидел на крыльце и бдительно посматривал за парнишкой, кормящим лошадей. Я протянула ему ногу:
– Будешь? Или можешь туда идти.
–
– он вцепился в свинину крепкими зубами.
– Я, если можно, с тобой посижу. Никогда не видел других эрольдов.
– Ну, я, далеко, не типичная эрольдка.
– Это я уже понял. Ты выглядишь, как настоящая женщина. Мышцы... шея, запястья - все очень мощное. Ой, извини, я не хотел тебя обидеть!
– Я в курсе, как я выгляжу, - улыбнулась я.
– И не капли этого не стесняюсь. Я прежде всего - воин. Немногие могут сравниться со мной в бою. Сейчас для меня это главное.
– Сейчас?
– Да. Потом я вырасту и захочу замуж. Тогда и подумаю о красоте!
– Все-таки волосы тебе надо отпустить! С ними о красоте думать уже будет не обязательно!
– Олок говорил что-то похожее. Считаешь, это так важно?
– Конечно! Судя по всему, у тебя они зеленые. Сразу говорят о происхождении.
– Я не считаю, что эрольды - это образец красоты и идеал для подражания. Большая часть эрольдов ни о чем, кроме себя, не думают.
– Как это?
– Бессмертие и вечная молодость, вкупе с отшельнической жизнью в Вечном лесе сыграли с нами дурную шутку. Мы не старимся, но и не живем. Чуть повзрослев, начинаем опасаться боев. Сколько ты видел эрольдов из Леса в армиях? Ни одного. Ибо боятся смерти.
Рувор фыркнул:
– Ну, я не боюсь смерти! Один-то есть!
– Ты молод. Повзрослеешь - поймешь.
– Да ты сама говоришь, что еще дите!
– Да. И я тоже. Взрослые эрольды выбирают отшельничество. Или невероятно осторожны.
– Сказки! Моя мать дважды с оружием в руках дралась за мою жизнь!
– Всего дважды? Спокойно у вас было. Моя даже не считала. Но обе они, в конечном итоге, нас бросили.
– Не смей говорить плохо о моей матери!
– рыкнул Рувор и вскочил.
Я, удивленная такой импульсивностью, тоже встала, чуть ли не быстрее его:
– Э-э-э! Остынь, малыш!
– предупредила я его.
– Я ничего такого не говорила! Ты сам сказал, что она вас с отцом бросила!
– Да пошла ты! Мало ли, что я сказал им!
– он мотнул в сторону таверны, из которой доносилась похабная песня в исполнении Сочинителя баллад.
Ого, подумала я, наблюдая за удаляющейся к коням спине Рувора. Парнишка-то обиделся. Соврал про мать, что ли? Да и этот пренебрежительный жест... Не любит людей? Я прислушалась к балладе Дораса и вздохнула. Определенно, если он писал о собственных похождениях, он был, как минимум, двужильным. Зачем бойцу, раненому дважды при штурме замка в разгар боя "предаваться ласкам" с одной из служанок, мне было непонятно. Нетерпячка, что ли? А, "долгие одинокие ночи"? Понятно. Хотя, если это все-таки автобиография, такому парню надо здорово постараться, чтобы его ночи были одинокие.