Заморозки
Шрифт:
— Ладно, понял. Но от меня ты что ожидаешь?
— Коньяк и ожидаю. Ты — чемпион, орденоносец, Герой, неужели не достанешь ящик коньяка? Сам, через Ольгу, через друзей в милиции, театре, да и вообще?
— Бутылку — легко, — согласился я. — Но ящик? Да еще срочно, к вечеру? Где ж ты раньше была, дорогая редакция?
— Не хотела тебя грузить, надеялась на… ну, неважно. Тот вариант провалился, и что прикажешь делать? Поить профессоров «Чернозёмской Старкой»?
— Неплохая, между прочим, старка, — ответил я.
— Но это же позор! Никогда
— Правда?
— Ну, не ящик, но бутылку-другую на стол ставили. А сейчас, получается, не можем. Что же делать, Чижик?
— Ты на машине?
У Нины тоже был свой автомобиль, купленный на стройотрядовские деньги. «Москвич-408», старый, с круглыми фарами, с аварией в анамнезе, но — свой. Нина купила его за недорого после пятого курса, долго ремонтировала — с помощью Яши Шифферса, но и сама оказалась не промах, — и теперь рассекала по Чернозёмску гордо и независимо.
— На машине! — с надеждой ответила Нина.
— Тогда идём, — я провёл её на кухню, где стоял ящик коньяка «Ахтамар» и ящик польской водки с медицинским названием «Соплица».
— Но как, Чижик, как?
— Я же шахматист. Считаю на два хода вперёд. С коньяком перебои, значит, стоит сделать запас. Я и купил в «Берёзке», в «Берёзке» этого добра навалом. Купил и привёз сюда.
— А если бы коньяк не понадобился? Если бы удалось купить через гастроном?
— Поставил бы в кладовку. Не молоко, не прокиснет.
Мы перенесли спиртное в багажник «Москвича», уложили, прикрыли ветошью. Так, на всякий случай. На всякий случай же я дал Нине счёт из «Березки», чтобы при необходимости могла предъявить, мол, не со склада продукция, не с чёрного хода, а купленная самым законным образом.
— У нас на коньяк выделено двести рублей, Чижик. Я понимаю, твой коньяк дороже, плюс водка, но сколько есть, столько есть, — Нина протянула мне пачку пятерок.
— Смеёшься, да?
— Ну почему смеюсь. Ты потратился, значит…
— Лучше купите на эти деньги чего-нибудь. Может, фруктов?
— Фруктов, — Нина вздохнула, но деньги спрятала.
С фруктами сейчас напряжённо. И не сезон ещё, да и вообще магазины фруктами не радуют. И на рынке не очень, чтобы очень. Совсем не очень. Нет, нам-то регулярно передают посылки из солнечного Узбекистана, потому Ми и Фа недостатка во фруктах не знают, да и нам остается. Но вот в масштабах города… В августе — сентябре, конечно, станет лучше. Яблоки пойдут. А сейчас разве черешни удастся купить на рынке. Что выросло, то выросло.
Нина уехала, «Москвич» укатил бодро, а бензиновый чад был прозрачен и лёгок. Карбюратор отрегулирован отлично. Барон научил, Нина научилась.
Я прошёл в сад. В Вене мы купили занятную штуку — детский каркасный бассейн. Он, конечно, не сравнится с бассейном ливийской виллы, но Ми и Фа от него в восторге. К тому же в бассейне живёт лягушка и три карасика — я их переселил из озера, для борьбы с цветением. Справляются. Ми и Фа делят время между пребыванием в палатке,
Хоть не уезжай.
А нужно. Матч за корону всё ближе и ближе. Казалось бы, что с того? Пора бы и привыкнуть, сыграно партий немало. Но — беспокойство. Не игра беспокоит, а нечто малозаметное. Да уж какое мало, очень даже заметное, если приглядеться. Как там у нашего патриарха? «Низа Крит вдруг почувствовала отвратительное, дурнотное состояние, которое означало, что звездолёт отклонился от курса на ничтожную долю градуса, допустимую только на уменьшенной скорости, иначе его хрупкого живого груза не осталось бы в живых».
Вот и я чувствую отвратительное, дурнотное состояние. Не физическое, а ментальное, но от того не легче. Звездолёт отклоняется от курса. И насколько он отклоняется, пока непонятно.
Я проделал положенные упражнения, все поклоны, приседания, прихлопы и притопы, повозился с девочками в бассейне, стараясь избавиться от дурноты — и избавился. На весы я встал в благоприятном расположении духа. Шестьдесят восемь. Значит, судьба. А что до запасов, так возьму с собой сало и полярный хлеб, тот, что не черствеет и не плесневеет. Да и кто решил, что матч затянется надолго? Месяца будет вполне довольно!
И я стал прикидывать новую стратегию.
Прикидывал, прикидывал, пока не принесли почту. По четвергам мне приносят «Литературку». И остальные газеты тоже. «Правду», «Комсомольскую правду», «Известия», «Советский спорт», «Труд», «Медицинскую газету», «Советскую культуру», и областные «Коммуну» и «Молодой коммунар». Читай, Миша, на здоровье!
Читают их в основном бабушки Ни и Ка, но и я проглядываю, больше по верхам.
Сквозная тема последних дней — борьба с неумеренным потреблением. Всего наша страна производит в достатке, обуви и одежды, книг и лампочек, мыла и зубной пасты, но из-за неумеренного потребления кое-где у нас порой встречаются нехватки, которые люди либо по незнанию, либо по с умыслом раздувают до небес. Ах, нет в продаже мыла! Караул! Спасите-помогите!
А мыла за первый квартал этого года выпущено на шесть процентов больше чем в прошлом году, когда о нехватках никто и не заикался. И если покупать мыло по потребности, один кусок измылился — купил другой, всё будет тип-топ. Но неумеренный потребитель, встретив в продаже мыло, покупает пять кусков, десять, двадцать, пользуясь невиданной дешевизной социально значимого продукта. Покупает — и тем самым затрудняет доступ к продукту другим гражданам. И вот лежит у него мыло, занимает место, и, между прочим, портится: при хранении в неподходящих условиях мыло разлагается, из него выветривается отдушка, оно теряет потребительские качества, получается напрасный расход средств, и только. К тому же многие страдают аллергией на продукты распада мыла, что приводит к обострению ряда болезней, — это «Известия».