Заморозки
Шрифт:
Запах хлорки из бассейна исчез напрочь, то ли принюхались, то ли, по требованию девочек, заменили дезинфекцию на более современное. Но мы в него не лезем. Как-то не хочется слишком уж расслабляться
Я достал «Сони» — маленький приёмник, купленный на смену «Соколу». Совсем маленький, триста граммов. Но тоже всеволновой, с хорошим динамиком. Настроились на американскую базу. Увы, через два часа налетят тучи, гроза, ливень — такова жизнь. Настроился на «Маяк»: торжественная встреча советского и польского космонавтов в Москве после благополучного возвращения. Настроился на Би-Би-Си.
Анатолий Максимович
А потом перешёл к сути.
Рашидов заявил, что руководство Узбекистана, весь узбекский народ считает, что за последние годы в аграрной политике допущены неоправданные перекосы. Хлопок стал фактически монокультурой, вытеснив традиционные сельскохозяйственные культуры. Это дело следует исправлять, и исправлять незамедлительно. Узбекскими учёными разработана научная программа «Гармония», предусматривающая сокращение посевных площадей хлопчатника, и переход к возделыванию необходимых стране зерна, винограда, картофеля, плодовых, бахчевых и других культур. За десятилетие будет удвоено производство мяса и молока, утроено производство зерна, картофеля и овощных культур, что позволит удовлетворить возросшие потребности населения страны в разнообразных высококачественных пищевых продуктах, и вернуть Узбекистану славу цветущего плодородного края. Сокращение же посевов хлопчатника, планомерное и научно обоснованное, будет проводится с одновременной модернизацией хлопкоперерабатывающей промышленности, позволяющей сократить нерациональное использование сырья.
Ответа Москвы на эту публикацию пока нет, закончил Анатолий Максимович.
— А мы тут шахматами балуемся… — сказал я.
— Погоди, погоди. Как это — удовлетворить потребности населения страны? — спросила Ольга. — Много ли зерновых или картофеля сможет произвести Узбекистан? Разве этого хватит на всю страну?
— Похоже, под страной Шараф Рашидович имеет в виду не Советский Союз в целом, а именно Узбекистан. Не более, не менее.
— Но… Но кто ему позволит?
— Конституция. По конституции Узбекистан, как суверенная республика, самостоятельно осуществляет государственную власть на своей территории. Статья семьдесят шестая. Что, когда и сколько сажать и сеять на узбекской земле решает Узбекистан — ну, по конституции.
— Но ведь хлопок — это выгодно. Это большие деньги.
— Наверное. Только что проку от денег, если нужных товаров нет? Помнишь, как доставали коньяк на выпускной? Коньяк! Хорошо, что есть чеки и есть «Березки», но ведь это для меньшинства. Сколько ими пользуются регулярно, «Березками»? Пять процентов населения? Один? Одна сотая? Не знаю. В открытой печати сведений нет.
— И что будет?
— Зависит от мудрости Москвы. Рашидов ведь не говорит — всё, бросаем хлопок. Он говорит о планомерном сокращении. Есть пространство для маневра. Будет желание — договорятся.
— А не будет?
— Всякое может случиться. Вплоть до семьдесят второй статьи нашей конституции.
—
— Это то самое. Смотрите, девочки, как странно мы живем: поступающий в наш институт таблицу Менделеева знает назубок, а конституцию — не знает.
— Знает, но в общих чертах, — поправила Ольга.
— Вот-вот, в общих. Самых общих. Как привыкли, что вот она, гора, большая и вечная. И никому не приходит в голову, что эта гора однажды превратится в огнедышащий вулкан.
— Ты в самом деле так считаешь?
— Вопрос времени. Я всё-таки надеюсь, что Москва с Ташкентом договорятся, но сам факт, что Москве придётся договариваться с Ташкентом изменит многое. Очень многое.
— Когда?
— Читайте Амальрика.
— Читали мы Амальрика, — сказала Надежда. — Точнее, просматривали. Из спецфондов.
— Папа приносил, — пояснила Ольга.
— Но мало ли что там всякие Амальрики напишут, — продолжила Надежда.
— Это, конечно, не программа партии, — согласился я. — В любом случае, где мы, а где восемьдесят четвертый. У нас сейчас другие заботы на очереди.
Тут начался дождь, и мы поспешили к себе.
И приёмник не забыли.
Глава 21
15 августа 1978 года, вторник
Затишье во время
Зал полон, ложи блещут. Вспышками фотографов. Нас снимают не только корреспонденты, но и зрители: организаторы дают на это пять минут перед началом игры. Ну, пусть, хотя не думаю, что выйдет что-то путное. Надеваю «шахматные» очки, и сижу.
Предыдущая партия была сыграна пятого числа, сегодня пятнадцатое. Такой вот перерыв получился. В газетах журналисты, эти акробаты пера, виртуозы фарса, шакалы ротационных машин не дали остыть блюду, напротив, подогревали и перчили, перчили и подогревали, делая блюдо острым до невозможности. Писали всяко. Солидные газеты солидно, а бульварные — бульварно. И что меня, в случае поражения, сошлют в Сибирь, исключат из комсомола, направят на зимовку в Антарктиду или ветеринаром в Московский Зоопарк.
О нашей стране представления у филиппинцев причудливые. Ну, а какие они могут быть? То американская колония, то японская оккупация, теперь вот экономическая зависимость от капиталистов, повсюду базы американской военщины — потому и мало знают о нашей стране. По мне судят разве что.
Я стараюсь соответствовать. Одет сегодня неброско, но достойно. Выгляжу спокойным, уверенным, приветливым и доброжелательным советским человеком. Мы такие, да. Перед тем, как сесть за шахматный стол, сделал в сторону зала полупоклон, как пианист или скрипач.
Играю сегодня белыми. Играю неспеша, сабли в ножнах, никаких наскоков. Я не Багратион, я Кутузов!
Карпова эти десять дней извели. Ну, мне так думается. До победы Анатолию Евгеньевичу два шага, он был полон энергии — а пришлось десять дней ждать. Энергия и улетучилась, известно, что хуже нет, чем ждать и догонять. С другой стороны, догонять-то предстоит мне.
Разыграли испанскую партию.
Я не рискую, на авантюры не иду, играю очень и очень аккуратно. Разменов избегаю, фигуры берегу. Видно, у меня коварные планы, решают репортёры. Сдаться не раньше тридцать девятого хода.