Замурованные: Хроники Кремлевского централа

Миронов Иван Борисович

Помидоры, купленные в ларьке, были омерзительны: водянистые, на нитратах, с подкисшими боками. Игорь, давя пальцами кисельно-овощную плоть, неприхотливо обгладывал свой здоровый ужин.

— Перехвати, — стремяга ткнул под руку мошенника так, что томат брызгами оросил новенькую футболку.

— Чем? — подавился от неожиданности Игорь. Наркоман молча протянул кальсоны.

Процедура начала спориться, четвертая попытка оказалась удачной. Перемотав руку штанами, Заза наконец опорожнил шприц в набухшее мясо. В его глазах заиграло облегченное счастье. Размазывая по телу кровь, грузин принялся расстреливать «Парламент».

Витя ушел на молитву, Игорь поставил чай, стремяга снова заправил шприц. Второй заход принес долгожданный кумар. Грузин сидел на шконке с закрытыми глазами, хихикал, судорожно улыбался и почухивался — чесался, короче, залипал.

«Живый в помощи Вышнего, в крови Бога Небесного водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой и уповаю на него. Яко той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своими осенит тя, и под криле Его надеешися; оружием обыдет тя истина Его…» — разносилась по хате Витина молитва.

Игорь сцеживал отвар из жасминовых бусинок.

…Я проснулся от крика с соседней шконки: «Воду давай!» Хату стелил дым, горло царапала гарь, горели блатные нары — полыхало одеяло, занимался матрас. Грузин отрешенно, с полуоткрытыми осоловевшими глазами сидел рядышком, словно греясь. Почесываясь, он закурил очередную сигарету. Предыдущая стала причиной пожара. Дым не успевал выходить сквозь маленькое подпотолочное оконце. Мы задыхались, хотя открытый огонь завораживал. Матрас чадил гнилой ватой, лампочка над дальняком расползлась в подкопченное солнце, словно закутанное рассветным туманом. Для полноты ощущений не хватало только удочек и соловьиных трелей, но вместо них гремел отборный мат сокамерников в форме неопределенных артиклей. После локализации возгорания пошел угар, нехотя растворяясь в блеклом небе решеток. Накинув на голову мокрое полотенце, я провалился в сон, пытаясь не растерять в памяти бунтующие пляски пламени.

Утром следующего дня я вновь поехал дальше.

Третий день переживаем жару. Стены успели прокалиться июльским пеклом, превратив хату в духовку. Чтобы не обливаться липким вяжущим потом, стараемся не пить и меньше двигаться. Со вчерашнего дня перешел на новый график: отбой в три часа ночи, подъем в восемь утра. Пока все спят, не шибко душно, есть чем дышать. Час посвящаю зарядке, после обеда выводят на ознакомку. По возвращении, в самую жару — спишь.

Каждое утро на продоле собираются судовые. В отличие от «девятки», зэков здесь не прячут друг от друга, за тормозами различимы голоса Леши Френкеля, Половинкина, Прогляды.

Сегодня удалось даже погулять. Правда, дворик достался с высокой решеткой — не зацепиться руками, а так на решке можно и подтягиваться, и качать пресс. Пришлось ограничиться отжиманиями и жалким подобием бега. Очень жарко, невыносимо душно, поэтому раздеваешься до пояса. Чтобы не дышать грязной пылью, арестанты приносят с собой на прогулку литров по двадцать воды в пластиковых бутылках и поливают ею горячий бетон. Польза от этого невелика, парилка из финской становится русской. Тяжелая горячая влага поднимается липким паром. Но, как говорится, здесь так заведено.

Бег — замечательный способ предаваться размышлению. После двух-трех кругов сознание ловит какую-то напряженную, но ровную, несбивчивую волну, и мысли полностью уходят из реальности. Бежишь ты — бегут твои мысли, и если ноги упираются в стенку, а глаза в проволоку, то мысли не заковать и не заточить.

За долгие тюремные месяцы организм и психика наработали новые рефлексы и удовольствия. Бег, пожалуй, самое желанное, но редкое. Если с пробежкой получается хотя бы раз в неделю, считай — повезло. Все дворики размером пять на пять метров, и, как правило, гуляем всей хатой — не разбежишься. Но иногда случается, что идешь на прогулку один, вот тогда праздник.

Рефлексы, привезенные с «девятки», пугают меня самого. Прав был академик Павлов, с лампочкой он угадал. Жаль, не было в его лабораторном распоряжении такого подопытного материала, как зэки с 99/1, куда бы дальше продвинулась отечественная физиология.

Первую неделю на общей «Матроске» я, к удивлению вертухаев, при остановке возле хаты непроизвольно закидывал руки на стену. Но это ерунда, отвык, справился быстро. Теперь о лампочке. После моего переезда прошло больше месяца, но я до сих пор не могу спать по утрам. На «девятке» режим соблюдался жестко: в семь утра включали свет, в этот момент ты обязан встать, одеться, заправить шконку и лишь в таком виде кемарить до проверки. В противном случае цирики начинали остервенело стучать в тормоза, угрожая карцером.

На «Матроске» подобная форма «пресса» не применяется. Но и здесь я просыпаюсь, как только вспыхивает утренняя лампочка, и как бы ни хотелось спать, не могу заснуть. Подсознание ждет ударов в тормоза и воплей вертухаев. Чтобы снова отключиться, приходится встать, одеться, заправиться. Сокамерники относятся к моим подъемам как к чудачеству, с соответствующей иронией.

Ровно в девять выводят из камеры. На продоле уже маются судовые. Народу много — знакомые-незнакомые. С карцера подняли Костю Братчикова, куда он уехал за литр коньяка, который чудом сумел протащить на «шестерку».

— Как сам? — участливо интересуюсь я. — Как на киче?

— Нормально, — усмехается Костя. — Только очень сыро и вонь ужасная с дальняка. Химия не спасает.

— А еще там крысы здоровые бродят, — хохотнул Саня Белокопытов, который, по мнению следствия, был на руле, когда исполняли зампреда ЦБ Козлова.

— Да ладно тебе, — зашепелявил Братчиков. — Они добрые. Я с одной даже разговаривать пробовал.

— Ну и как?

— Понимать понимает, но молчит, сука серая.

Среди судовых, помимо банды Френкеля, я узнал только Салимова. Остальные держались скованно и по отдельности. Один показался мне очень знакомым: короткого роста, с огромной головой и ушами на уровне плеч, в обтягивающей футболке.

— Кто это? — спросил я Френкеля, самого компетентного в подобных вопросах.

— Не знаю. Меня вчера к нему из карцера определили. Говорит, что два месяца как с воли заехал по мошенничеству в сфере компьютерных технологий. Думаю, что под меня, специально обученный.