Замуж с осложнениями
Шрифт:
— А он-то почему?!
— Он не хочет оставлять Эцагана одного. И правильно, в общем. У мальчишки опыта никакого, а голова горячая. Я бы тоже не оставил.
Я слегка перевожу дух. Думала уж, из-за свадьбы. Ну то есть в любом случае все из-за меня. Но неужели Алтонгирела тут больше не будет?! Господи, вот самый лучший подарок!
— Ну вот, — говорю с плохо скрываемым торжеством, — из-за меня твой друг уходит…
Азамата не проведешь, конечно. Ухмыляется.
— Не думаю, что вы очень страдаете от этого. А мне не привыкать, так что все в порядке.
Как-то это не слишком убедительно
— Так вы пойдете? — переспрашивает.
— Да, конечно.
Я решаю тут же надеть одно из свежеподаренных платьев. В конце концов, они действительно невероятно красивые, да и Азамату будет приятно. Кстати, можно сделать вид, что про его любимый цвет я спрашивала для этого. Надеваю красное.
На сей раз ребята заказывают такси из расчета, что все выпьют. Ресторан у них тут уже примеченный — это даже скорее паб. Огромный бар, а меню небогатое. Мое платье производит должное впечатление: Азамат медово улыбается, кое-кто из ребят краснеет. Слышу краем уха бормотание Алтонгирела, что, дескать, если ее по-женски одеть, то как будто не такая уж и стерва. В его устах — просто комплимент.
Мы употребляем довольно вкусные мясные пироги из слоеного теста (секрет которого мечтает раскрыть Тирбиш), а потом бармен выкатывает на середину зала большой полированный стол с какими-то фишками.
— А вы будете играть в бараньи? — спрашивает Азамат.
— Во что?..
Оказывается, что это такой первобытный вариант бильярда. На стол высыпаются раскрашенные в разные цвета косточки из бараньего коленного сустава. Косточка почти кубическая, чуть продолговатая, и у нее есть четыре стороны, которые по-разному выглядят. Задача — щелкнуть пальцами по одной косточке так, чтобы она проехала по столу и вышибла другую, лежащую той же стороной вверх. Если заденешь прочие — проштрафишься.
Игра оказывается азартной до невозможности. Народ болеет за игроков с хохотом и гиканьем, игроки шепчут заговоры и по-особому плюют на пальцы, официанты между собой делают ставки, кто сегодня больше всех выиграет. Муданжцы пьют пиво или хримгу — зеленоватое пойло из кислого молока. Я пробую его у Азамата из пиалы (что вызывает странное оживление среди команды) и понимаю, что смогу сделать еще глоток разве что под страхом смерти. Впрочем, Азамат так доволен, что я попросила отпить у него, что даже не замечает моей перекошенной физиономии.
В итоге пью какое-то тамлингское фруктовое вино и хорошо себя чувствую. Ирнчин, правда, с неодобрением отмечает, что в нем девять градусов — их-то напитки еще слабее. Я на это возмущенно отвечаю, что четыре или девять — разницы нет и оставьте меня в покое. А потом подключаюсь к игре, и у меня даже прилично получается, в общем, вечер удается на славу.
Почти. Непостижимым образом остаюсь единственной трезвой во всей компании. То есть Азамат тоже почти трезвый, но он, кажется, ограничился двумя пиалами хримги, а она, как я поняла, совсем слабенькая, и то у него так усилился акцент, что я еле понимаю, что он говорит. Ирнчин вообще перешел на бессвязное бормотание, хотя еще способен пройти по прямой. А вот остальных совсем развезло.
Мужик с родинкой во всю щеку — Орвой — затягивает пронзительно-тоскливую песню, и ее быстро подхватывают все, особенно провожаемые. На Азамата она действует угнетающе, не знаю уж, о чем в ней поется — поди разбери. Он извиняется и выходит подышать на улицу. Мне все-таки интересно послушать, вдруг что пойму, но там такие переливы… Поют они, в общем, неплохо, хоть и пьяные в дым. Вообще, так странно, неужели они реально столько выпили этих слабеньких напитков? Такие большие мощные мужики…
Через стол от меня кто-то уходит избавиться от лишней жидкости, кто-то возвращается, происходит ротация, и я оказываюсь напротив Алтонгирела. Он еще сохраняет человеческий облик, хотя на ногах стоит плохо. Салютует мне пивной кружкой. Я ему в ответ — своим бокальчиком. Ладно уж, напоследок можно и поласковее. Он не поет, хотя, когда запевала забыл слова, подсказывал. Духовникам не положено, что ли?
— Да ты не пьянеешь, барышня, — говорит он мне. На его дикции алкоголь почти не сказался.
— Да я почти не пью, — отмахиваюсь. Еще не хватало сейчас перед ним выпендриваться.
— Кане-эчно, — протягивает он язвительно. — Тебе надо, чтоб голова была ясная. Спьяну-то труднее притворяться, что он тебе нравится. А не будешь ласковой, не будет тебе брюликов. — Духовник делает шутливо-угрожающий жест по типу «идет коза рогатая».
— «Брюлики» меня интересуют в последнюю очередь, — отвечаю сухо. Что возьмешь с пьяного обиженного гея?
— Да, да, ты ж святая, — кивает он, расплескивая пиво. — Все женщины замуж выходят ради денег, а ты, конечно, из жалости.
Вот идиот. Уйти, что ли, к Азамату? А то опять заеду Алтоше куда не надо.
— Пра-ально, беги, пожалуйся ему на меня, — усмехается этот гад. — Один друг у него был, так тебе вот надо было нас поссорить!
— Да уж ты друг, — говорю. — При каждом удобном случае опускаешь его прилюдно, чтоб не забыл ни в коем случае, какое с ним несчастье случилось. В кои-то веки он кому-то понравился, так тебе надо обязательно все испортить. Хорошенькая дружба!
Алтонгирел с грохотом ставит кружку на стол.
— Я, между прочим, единственный, кто с ним остался!
— То есть все прочие совсем помет?
— Я еще посмотрел бы, осталась бы ты или нет, — кривится он.
И что это должно значить?
— Я уже осталась, если ты забыл.
— Ха! — Он откидывается на спинку стула. — Если б дело было в одной только роже, много кто бы остался. Но ты же самого интересного не знаешь.
Ага, расскажи мне, что у него и на груди шрамы есть. Я умру.
— Чего же?
— Не-эт, я тебе не скажу. — Духовник явно забавляется, что знает что-то, чего я не знаю. Может, мне все-таки слинять и не тешить его самомнение? Жаль, Эцаган задрых. А то мог бы отвлечь.
Алтонгирел осушает кружку и требует еще. Потом пронизывает меня расчетливым взглядом, насколько ему удается его сфокусировать.
— Или сказать, — размышляет он вслух. Ну нет, просить не буду, и не надейся. — Вот заодно и посмотрим, насколько ты в нем заинтересована.
Пожимаю плечами. Смотри, что хочешь. Мне бояться нечего.