Замужество Сильвии
Шрифт:
– Миссис Аббот, – свирепо рявкнул доктор Джибсон, – есть предел даже для женщины…
Наступила пауза.
– У вас, господа, свой кодекс нравственности, – заговорила я наконец тихим голосом. – Вы поддерживаете мужа и защищаете его вопреки всему. Я поняла бы это, если бы он был неповинен в том, что случилось, если бы могло существовать малейшее сомнение в его виновности. Но как же вы решаетесь защищать его, зная, что он виновен?
– Ни о каком знании тут не может быть и речи! –
– Я не знаю, – сказала я, – насколько он был откровенен с вами, но позвольте мне напомнить об одном обстоятельстве, которое хорошо известно доктору Перрину. Когда я приехала сюда, у меня были вполне определенные сведения насчет того, что нам следует опасаться появления симптомов этой болезни. Доктор Перрин знает, что я предупредила доктора Овертона еще в Нью-Йорке. Он сообщил вам об этом.
Наступило неловкое молчание.
Я посмотрела на ван Тьювера и увидела, что он весь подался вперед, пронизывал меня взглядом. Мне показалось, что он сейчас заговорит, но доктор Джибсон резко прервал молчание.
– Все это не имеет никакого отношения к делу. Нам нужно решить серьезный вопрос, а мы только и делаем, что уклоняемся в сторону. В качестве старшего из врачей, пользующих больную…
И он принялся читать мне лекцию об авторитете врача. Он говорил пять минут, десять минут, пока я не потеряла счет времени. В то время как он говорил, я думала о том, что я сделаю и что скажу, когда войду в комнату Сильвии. Что переживает сейчас моя бедная Сильвия, пока мы сидим здесь под палящим полуденным солнцем и спорим о ее праве на свободу и знание?
– Я всегда был положительным человеком, – между тем говорил доктор Джибсон, – но сегодняшний спор заставляет меня высказаться еще более положительно, чем когда-либо. В качестве старшего из врачей, пользующих больную, я решительно заявляю, что пациентке не следует ничего говорить.
Я не могла дольше выдержать.
– Я намерена сказать пациентке всю правду, – сказала я.
– Вы ничего не скажете ей.
– Но как же вы можете помешать мне?
– Вы не увидите ее.
– Но она желает видеть меня.
– Ей скажут, что вас здесь нет.
– И вы думаете, что это надолго удовлетворит ее?
Наступила пауза. Доктора смотрели на ван Тьювера, ожидая, чтобы он заговорил. И вот я снова услышала его холодный ровный голос.
– Мы сделали все, что могли. Никакого вопроса больше быть не может. Миссис Аббот не вернется в мой дом.
– Что? – воскликнула я в изумлении. – Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что вас не возьмут назад на остров.
– Но куда же меня повезут в таком случае?
– Вас повезут на материк.
Я посмотрела на врачей. Никто из них не шевельнулся.
– И вы осмелитесь?.. – произнесла я наконец сдавленным голосом.
– Вы не оставляете мне выбора, – ответил ван Тьювер.
– Значит, вы хотите просто учинить надо мной насилие, – крикнула я, чувствуя, что мой голос дрожит от негодования.
– Вы покинули мой дом по собственной воле. Надеюсь, мне не нужно указывать вам, что я вовсе не обязан приглашать вас обратно.
– А что же Сильвия?.. – начала я и запнулась, испугавшись перспективы, которая открылась передо мной при этой мысли.
– Моей жене, – сказал ван Тьювер, – придется сделать окончательный выбор между своим мужем и самой замечательной из ее знакомых.
– А вы, господа? – обратилась я к докторам. – Вы одобряете такой оскорбительный поступок?
– Я в качестве старшего из врачей, пользующих больную… – начал доктор Джибсон.
Я снова обратилась к ван Тьюверу.
– Что вы ответите вашей жене, когда она узнает, как вы поступили со мной?
– Мы поступим так, как найдем это нужным.
– Ведь вы, разумеется, понимаете, что рано или поздно мне удастся снестись с ней.
– Мы будем считать вас с этой минуты сумасшедшей, – ответил ван Тьювер, – и примем соответствующие меры.
Снова наступило молчание.
– Баркас вернется к материку, – произнес наконец ван Тьювер, – и останется там до тех пор, пока миссис Аббот не будет в состоянии спуститься на берег. Могу ли осведомиться, достаточно ли у нее денег в кошельке, чтобы доехать до Нью-Йорка?
Я невольно расхохоталась. Все это казалось мне невероятно диким, но я тем не менее должна была признать, что, с их точки зрения, это был единственный выход.
– Миссис Аббот не уверена, что она вернется обратно в Нью-Йорк, – ответила я. – Но если и сделает это, то не на деньги мистера ван Тьювера.
– Еще одно, – сказал доктор Перрин, не произнесший ни слова с того момента, как ван Тьювер сделал свое невероятное заявление. – Надеюсь, миссис Аббот, что это печальное обстоятельство останется между нами и будет скрыто от слуг и вообще от широкой публики.
Из этих слов я поняла, до какой степени я напугала их всех. Они боялись, как бы я не оказала физического сопротивления.
– Доктор Перрин, – ответила я, – я действую исключительно в интересах моего друга. Что же касается вас, то мне кажется, что вы проявляете чрезмерную податливость и когда-нибудь пожалеете об этом.
Он ничего не ответил. Дуглас ван Тьювер положил конец пререканиям. Он встал и подал сигнал баркасу. Когда тот подошел, ван Тьювер сказал капитану:
– Миссис Аббот возвращается на берег. Вы немедленно отвезете ее туда.