Замыкание
Шрифт:
Николай показывал комнату, когда-то в этом полуподвале была бытовка строителей, вполне терпимо, можно жить, благоустраивает с помощью Софьиных родителей.
– Первое - избавиться от сырости, второе - поменять фанерные двери и перекошенные рамы окон, - перечислял он.
Григорий наблюдал в окне за ногами парочки, прогуливающейся в палисаднике.
– Нужна густая решетка, - вмешалась Софья, - и полить чем-то, чтобы мартовские коты не пускали на стекло свои вонючие струи.
По ночам не давали покоя пьяные голоса под кустами желтой акации, казалось, всех алкашей района туда тянуло. Николай гонял их, уходили, но, случалось, били им окна.
В первый раз
– Зато есть телефон, - Николай показал на красный аппарат.
Наличием телефона он гордился, раз поставили, значит, ценят на работе. Софья смеялась.
Григорий, выпив бокал шампанского, заспешил на важную встречу и на прощание сказал Николаю: " Слышь, ты, будущий Нобелевский лауреат, в таких условиях нельзя растить ребенка".
Николай злился из-за букета роз, некуда деньги девать. Софья решила, что Григорий приходил из-за нее, а не к другу - однокласснику, и воспылала надеждой на лучшее будущее.
Мужа уже не любила, так ей казалось. Он устроился работать дворником, чтобы через жэк получить этот полуподвал. Диплом филолога университета затерялся среди конспектов лекций, газетных вырезок, бумаг на выброс, да все некогда их перебрать, зато не служит в конторе, и остается время, чтобы писать.
"О чем, писать?" - спрашивала Софья. "Не о чем, а зачем и как. Отвечаю: чтобы издали за границей, а это реальные деньги. Естественно, бессюжетник. Реализмом сыты по горло". "Людям интересны истории, а бессюжетники пусть читают психоаналитики - фрейдисты", - повторяла она Якова, нагадал бы тогда кто-нибудь, что он станет ее вторым мужем, не поверила бы: это невозможно, потому что невозможно никогда.
Николай злился, нет, конечно, к Якову ее не ревновал, с какой стати? он не хотел глупо выглядеть.
Посещение Григория пошло на пользу, Николай призвал ее отца, и они поставили на окна густую решетку. Зловещие полосатые тени на беленой стене и на белой скатерти поначалу сводили с ума, но очень скоро привыкла, некогда было на них обращать внимания.
Пока Николай готовил себя в писатели, Григорий поступил в аспирантуру. Однажды позвонил ей и сказал, что выступил на нескольких серьезных конференциях, показал себя как перспективный ученый, его заметили и предложили поучаствовать в международной программе. Что-то по социологии, Софья смутно понимала, но главное - реальные деньги плюс интересная работа. Ему предложили возглавить социологическую лабораторию в родном университете.
В конце лета Софья пошла в университет, восстановиться на третьем курсе после послеродового отпуска, и в полутемном коридоре филологического факультета встретилась с Григорием. Так получилось, что они обнялись и поцеловались.
На гранитных ступенях университета ее ждала Маргарита Веретенникова, однокурсники уже тогда ее называли Марго. Стильная девица, скучала на лекциях, редко вела конспекты, всегда первая выскакивала из аудитории и до следующей лекции вышагивала по длинным коридорам и этажам университета в модных сапогах на длинных ногах. В основном стремилась туда, где учились физики и математики. Понятно, среди математиков и физиков мало студенток, зато студентов - красавцев в избытке. При приближении достойной особи мужского пола Маргарита прищуривала свои русалочьи глаза и неожиданно широко открывала: даже в полутемном коридоре
– Пока мы молоды, главное, не продешевить, девочки, - поучала она курящих студенток, иногда среди них бывала и Софья.
– Научи нас, Марго, как не продешевить, - просила какая-нибудь робким голосом.
– Любой товар можно продать, главное - красиво упаковать, - поучала она, выставляя ножку в изящной обуви.
Упакована была со вкусом. Ни золотых колец с цепочками, ни красных сумочек и прочей ерунды. У нее были некрасивые руки, большие, багрово-синие, как будто она изо дня в день вручную стирала белье, поэтому акцент делался на ноги. И еще носила замысловатые бусы, крупные, в несколько рядов, из уральских самоцветов, чтобы отвлечь внимание от плоской груди. Она не дружила ни с кем из однокурсниц.
В высоких элегантных сапогах и узкой короткой юбке, на плечи, несмотря на тепло, накинута кожаная куртка: атаманша из фильма времен гражданской войны, - шагнула навстречу Софье и, прищурившись, хрипло спросила:
– Ты знакома с Григорием Шороховым?
Софья оглянулась, никого, кроме них не было, и с готовностью закивала.
Атаманша широко заулыбалась, признав ее своей.
– У нас было общее босоногое детство, - уточнила Софья.
Детства она не помнила, но рассказывала мать, что до трех лет они с Гришей копались в одной песочнице.
– Вот как?
– Марго широко раскрыла свои русалочьи глаза, - Пойдем в кафешку, посидим, посплетничаем, - предложила она
– Не могу, надо мужа отпустить, он с дочкой сидит.
– Ах, да, ты ведь замужем. Покажешь дочку? Я люблю детей, - произнесла она голосом людоедки.
Софью передернуло, но она кивнула. Марго проводила ее до остановки, дождалась Софьиного троллейбуса и помахала вслед.
Софья катала Машу в коляске, был солнечный теплый день, гуляли недалеко от подъезда, но когда спустилась с дочкой по ступеням вниз, удивилась, что дверь не заперта. В единственном кресле, лицом к двери, сидела Марго, рядом на коленях стоял Николай, увидев жену, резко наклонился и стал шарить рукой под диваном.
– Что ты делаешь?
– тихо спросила Софья, чтобы не напугать дочку.
Николай также тихо ответил:
– Запонку ищу, закатилась куда-то.
Марго по-кошачьи щурилась и усмехалась.
– Вот она, нашел!
– на его ладони лежала запонка из уральского малахита. Софьин подарок, ей казалось, что зеленый цвет подходил его карим глазам и рыжеватым волосам.
– Как тебе наша хижина?
– спросила Софья.
– Все есть, даже телефон.
– Как здорово!
– Марго сложила губы, будто сосала сладкий леденец.
Николай не сводил глаз с ее слюнявых губ, она постоянно их облизывала, слишком красных и пухлых.
– Может, шампанское?
– предложил он, - Я быстро, тут рядом.
– Нет, в другой раз. Я по делу, - она повернулась к Софье, - помоги устроиться к социологам.
Николай удивился: как? эта шикарная молодая женщина, чудом занесенная в хижину, о чем-то просит жену, превратившуюся в молокозавод, как он однажды высказался.
– Григорий у них за главного, - пояснила Софья.
– Вот как? Значит, Григорий? Почему я узнаю последний?
– Николай покраснел от злости.