Замыкание

Лесунова Валентина

Марго не скрывала удивления, мужчина ревнует не ее, а другую, без разницы, жена не жена. Где Марго, там других женщин не может быть.

– Ладно, я пошла, позвоню на днях, - она постояла на пороге, но на нее никто не посмотрел. Супруги сцепились взглядами как петухи перед боем.

Они поссорились, и он ушел в матери, забрав кошелек.

Марго позвонила на следующий день и попросила встретиться, в голосе звучало нетерпение. Софья, оставив дочку у родителей, поехала в университет. Марго ждала ее на ступенях.

– Он прошел в здание,

я видела, пойдем, я знаю, где он.

Григорий сидел в приемной ректора и кокетничал с секретаршей, молодой красавицей. Увидел Софью, обрадовался, обнял ее за плечи и вывел из приемной. Дорогу им преградила Марго. Глаза ее раскрылись, как никогда не раскрывались. Такой нестерпимо яркий блеск, такие пухлые губы, Григорий оторопел и как-то испугано посмотрел на нее.

– Здравствуйте, - она облизнула губы, - возьмите меня на работу, я справлюсь, обещаю, - проговорила она низким бархатистым голосом, именно так в следующую эпоху будет звучать секс по телефону.

– Беру, конечно, уверен, справитесь, - он вошел в роль начальника.

Момент, который Софья не могла забыть: он снял руку с ее плеча. Торжествующая улыбка расцвела на устах Марго. Григорий слегка покраснел, притянул к себе Софью и поцеловал в губы. Легкий такой поцелуй. И быстрым шагом удалился по сумрачному коридору.

Марго провожала ее до остановки.

– Спасибо, Софи, я теперь твоя должница, - повторяла она.

Она раскраснелась, шла танцующей походкой, и прохожие, мужчины и женщины, смотрели ей вслед.

Одного не учла, что кроме общения с молодым и перспективным Григорием еще надо работать.

Международная программа завершилась, и работы пока не было. Но Григорий не терялся, договорился с хлебозаводом о проведении социологического опроса среди рабочих. Администрация завода хотела знать, чем дышит пролетариат и дышит ли, и под это выделяла круглую сумму, ректорат был доволен.

В сентябре до начала занятий студенты уезжали на уборку картофеля, но тем, кого Григорий отобрал для проведения социологического опроса, повезло: на картошку их не отправили. Марго тоже осталась.

И наступил день, когда ей надо было прийти на завод, что само по себе уже шок, к рабочим! и спрашивать, как им, вообще, живется. Что тут спрашивать, когда и так ясно, разве это жизнь, треть суток проводить у станка или в кабине экскаватора, из года в год, для кого-то до самой смерти. Она бы повесилась. Софья возражала: бывает и сытый бездельник в петлю лезет, а бывает, что работяга за станком чувствует себя счастливым.

Когда Марго поняла, что от работы не отвертеться, запаниковала и даже попыталась соблазнить Григория, и, кажется, ей удалось, но не помогло. Он определил ее в цех макаронных изделий, там она, благоухающая французскими духами, одетая с картинки из забугорного журнала, должна была в течение трех дней провести этот долбаный опрос.

Однокурсницы, которым она звонила и жаловалась, на словах сочувствовали ей, но за спиной злорадствовали.

Она пришла вечером с пирожными и стала мыть посуду, Софья поняла, надо

помогать. Вдвоем уложили Машу спать, сели пить чай с пирожными, и Марго пожаловалась, что Григорий пригрозил увольнением, так и сказал, какой из нее социолог, если она боится людей. Она по привычке щурила и выкатывала глаза, облизывала губы,- традиционный набор соблазнения, но выглядела нашкодившей кошкой. И обещала заплатить.

Деньги не лишние - Софья согласилась.

На следующий день встретились у проходной. Марго была, как обычно, в модных сапогах, короткой юбке с разрезом и в белой блузке, - в прозрачной вставке на груди видно было кружевное белье. Картинку портил растерянный вид, она даже забывала облизывать губы.

Софье не надо было долго думать, во что одеться: брюки, спортивная куртка, спортивные тапочки. Ни на что другое - ни времени, ни сил, ни желания. Григорий тогда был миражом на горизонте. То появлялся, то исчезал, то не замечал, ничего в ее жизни не менялось.

Мастер смены, так назвалась высокая женщина в аккуратной одежде интеллигентного вида, провела их в необъятных размеров сумеречное помещение, окна и обстановка были припудрены мукой, - и ушла.

Марго стояла у бетонной стены и с ужасом смотрела, как женщины в белых халатах и тапочках на голых ногах возили на тележках тугие неподъемные мешки в дальний угол. Оттуда доносилось угрожающее гудение. Софья близко подошла и увидела под навесом дыру. Рядом остановилась груженая тележка. мешок, Полная работница в белой спецодежде, с запорошенными, будто снегом ногами, ухватила нить, которой был прошит мешок, и резким движением руки выдернула ее, подхватила мешок за низ и перевернула над дырой, поднялось бело-густое облако. Облако рассеялось, Софья наклонилась и увидела, как внизу, в круглом чане металлические лопасти месили тесто.

В противоположном углу почти до потолка проходила труба, похожая на мусоропровод в современных домах, с задвижкой. Женщина в синем халате подставляла бумажный мешок, открывала задвижку, и в мешок с сухим звуком сыпались макароны. Пакеты наполнялись до верха, она их ловко завязывала и складывала на тележку.

Краем глаза Софья увидела, как Марго подошла к полной женщине, той, которая только что высыпала муку в колодец. Женщина резко повела боксерским плечом, отмахиваясь, и покатила тележку к плотным рядам мешков. Софья засмотрелась на мощную стать женщины. Неожиданно сквозь шум вращающихся механизмом резко прозвучал голос: "Отстань от меня! Что пристала!" Следом истошный вопль: "Помогите!"

О. ужас, Марго окружили женщины с белыми в муке лицами, как у актеров японского театра, и подталкивали к черной дыре. Софья, не задумываясь, поспешила на помощь. Самая старшая, может, и не старшая, но в самом тяжелом весе, мирно спросила:

– Ты не знаешь, чего она разоралась? Мешает да еще орет, - она повернулась к

бледной Марго.
– Пойми, мы сдельно работаем, а ты путаешься под ногами.

– Скажите, когда можно, и мы подойдем, - заикаясь, попросила Марго, выражая

готовности облизать любую часть ее тела.