Замыкание
Шрифт:
– Ты не понял.
– Софья, не дури.
Скрипнула дверь кладовки. Ни минуты, ни секунды не оставаться здесь, она в панике отступала, сбежала по лестнице, вырвалась на улицу и заметалась, плохо ориентируясь в темноте. Резкий сигнал остановил, мимо проехала машина, шофер что-то выкрикивал, она видела, как широко открывался рот, но звуков не слышала. Наткнулась на ствол дерева, прижалась к нему и сползла на траву. Немного успокоилась, решила еще раз позвонить Григорию, но сумки и телефона не было.
Пришлось вернуться. В каморке был свет, сумка с телефоном, там, где она оставила. Позвонила
– Люба повесилась, - сказала она и заплакала.
– Жди, скоро будем, - коротко ответил он.
На столе лежала общая тетрадь в синей коленкоровой обложке. Открыла, прочитала: "Мой дневник", ниже: "Все будет хорошо!", еще ниже: "Надежда, Вера, ЛЮБОВЬ!!! 2005 год
Написано четким почерком отличницы, она наугад открыла и стала читать:
"Гриша - крыша, как назвала его мама, когда он явился к нам во второй раз, как он сказал, по делу. С ореховым тортом. И повел меня на Приморский бульвар, на аллею, где выставлены работы художников. В первый раз он закупил глиняные изделия, кружки, бутылки и вазы с вылепленными ушастыми и длиннохвостыми котами со смешными мордочками. Перед отъездом попросил оставить некоторые, чтобы пограничники на таможне не придрались. Заберет в следующий приезд. Еще он покупал морские пейзажи с парусниками. Мне тоже подарил небольшую картину: гуашь на картоне, художник назвал ее "Взгляд из космоса". - Откуда?
– удивилась я.
– А черт его знает. Наверное, накурился чего-то и почувствовал себя в космосе. В нормальном состоянии написал бы "Вид из иллюминатора".
Зарождающаяся планета, в пузырях, будто в кастрюле варится суп. Над планетой черное пространство с темно- красными и синими всполохами. Я назвала: "Зарождение жизни". Григорий повесил ее на стену, но через какое-то время гвоздь отпал, и картина исчезла в одном из многочисленных и захламленных ящиков. Маме она не нравилась.
В тот раз, вместе с глиняными котиками он оставил у меня большую - преогромную сумму денег в долларах, я не считала, сколько их. Спрятала в шкафу под бельем и время от времени проверяла, на месте ли. Предварительно завешивала окно. Навоображала такого, будто он уголовник и скрывается, может, убийца, но я его и такого люблю. И буду любить. Даже придумала историю, что он убил любовницу, потому что она изменила ему. На бандита не похож, только много денег. Но я верю, что Григорий способен на все..."
Господи, совсем еще ребенок, сколько ей тогда было?
– подумала Софья, но не могла вспомнить дату ее рождения.
"...нет любви, то есть она, может, и есть, как привязанность, как ненависть, как желание семьи и прочее, но чистой любви нет, как нет идеала. Это способность нашего сознания, не более. - Спасибо, что не бросаешь. Тогда скажи, зачем я тебе. - С тобой я мужчина, самец.
– И это все? Чем ты отличаешься от животного? - Ничем, потому что власть над женщиной украшает жизнь".
Из дневника выпала потрепанная и пожелтевшая фотография Миши в военной форме. Странная форма, такой она еще не встречала. На обороте подпись угловатыми почерком Мары: "Борис - 1940 год". Как он похож на Мишу. И на Якова.
Значит, Дуся и Яков были любовниками, значит, Николай их сын. А как же сходство с Григорием? Придумала себе, потому что хотела сыну успешного отца? Но Яков? как
Открылась входная дверь, донесся голос сына: "Здесь я живу". "Почему открыта дверь?" - спросила женщина. "Потом". "Что значит, потом?" - учительница, властные нотки не спутать ни с какой другой профессией.
Упрашивающий голос сына: "Ну, пожалуйста, Александра, потом, ладно? Здесь мать. Пока она здесь, но вопрос решается".
"Окончательное решение вопроса", - зазвенело в ушах, но ей страшно не было. На пороге возникла крашеная блондинка в тесном и коротком платье, обтягивающем необъятных размеров грудь, тонкую талию и плоский живот. А коленки-то костлявые, - подумала Софья, звон прекратился, она владела собой. Следом вошел сын и обнял женщину за талию.
– Где она?
Он открыл кладовку, там было пусто.
Софья взяла сумку и обошла их. Только бы не задеть, не задела.
Когда села в автобус со скрипучими дверями, вспомнила, что телефон оставила на столе.
Доехала до поворота, вышла из автобуса, - ни звезд, ни луны, все затянуто тучами. Скорее почувствовала, чем увидела, забор воинской части, тропинку осветили фары проезжающей легковушки.
В доме смутно светилось окно, видимо, на прикроватной тумбочке включена настольная лампа. Дверь не заперта, она вошла в комнату и увидела голое женское тело, лицо скрывалось в темноте. Незнакомка сидела на краю кровати и была похожа на юношу. Бугорки могли быть маленькими грудками или слегка увеличенными и припухшими сосками юноши. Плоский живот, плотно сжатые гладкие ноги скрывали рыжеватый треугольник. Не Марго, у той груди выросли. Если только не отпали.
Женщина привстала, ловко повернулась, и, откинув одеяло, села на голую мужскую спину. Заработали руки с развитыми мышцами, заходили ходуном маленькие грудки, багрово налилась шея, - женщина делала Григорию массаж спины. Она подпрыгнула.
Григорий вскрикнул:
– Осторожнее!
– Не бойся, вреда не будет, я же врач.
Сползла со спины к ногам и заработала пальцами по позвоночнику, будто месила тесто, звонко похлопывала по плечам.
Софья попятилась к выходу, открыла дверь и посмотрела на них: он все также лежал на спине, а она сверху, спиной к Софье, изображала наездницу, ярко освещенные светлые волосы встали дыбом и повторились устрашающей тенью на стене.
Софья попыталась спуститься к морю, пора быть рассвету, но было темно, доносился лишь нарастающий рокот стихии. Кромешная тьма, все сливалось, закрыла глаза, открыла, стало еще темнее. Обо что-то споткнулась, попыталась устоять, но неподвластная ей сила инерции, - тело покатилось вниз, больно ударяясь о камни, она упала на гальку, вдохнула запах прохлады вперемешку с водорослями - рядом море, вот-вот накроет волна и унесет.
Попытка откатиться не удавалась, тело отяжелело, страх забился в горле.