Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев
Шрифт:
Прочитав этот рассказ, вы сразу увидите, что в основу его лег вот этот самый случай, рассказанный Т. В. Ивановой.
МИХ. ЗОЩЕНКО "ИНОСТРАНЦЫ"
Иностранца я всегда сумею отличить от наших советских граждан. У них, у буржуазных иностранцев, в морде что-то заложено другое. У них морда, как бы сказать, более неподвижно и презрительно держится, чем у нас. Как, скажем, взято у них одно выражение лица, так и смотрится этим выражением лица на все остальные предметы.
Некоторые иностранцы для полной выдержки монокль в глазах носят.
Это, надо отдать справедливость, здорово.
А только иностранцам иначе и нельзя. У них там буржуазная жизнь довольно беспокойная. Им там буржуазная мораль не дозволяет проживать естественным образом. Без такой выдержки они могут ужасно осрамиться.
Как, например, один иностранец костью подавился. Курятину, знаете, кушал и заглотал лишнее. А дело происходило на званом обеде. Мне про этот случай один знакомый человек из торгпредства рассказывал.
Так дело, я говорю, происходило на званом банкете. Кругом, может, миллионеры пришли. Форд сидит на стуле. И еще разные другие.
А тут, знаете, наряду с этим человек кость заглотал.
Конечно, с нашей свободной точки зрения в этом факте ничего такого оскорбительного нету. Ну проглотил и проглотил. У нас на этот счет довольно быстро. Скорая помощь. Мариинская больница. Смоленское кладбище.
А там этого нельзя. Там уж очень исключительно избранное общество. Кругом миллионеры расположились. Форд на стуле сидит. Опять же фраки. Дамы. Одного электричества горит, может, больше как на двести свечей.
А тут человек кость проглотил. Сейчас сморкаться начнет. Харкать. За горло хвататься. Ах, боже мой! Моветон и черт его знает что.
А выйти из-за стола и побежать в ударном порядке в уборную там тоже нехорошо, неприлично. "Ага, скажут, побежал до ветру". А там этого абсолютно нельзя.
Так вот этот француз, который кость заглотал, в первую минуту, конечно, смертельно испугался. Начал было в горле копаться. После ужасно побледнел. Замотался на своем стуле. Но сразу взял себя в руки. И через минуту заулыбался. Начал дамам посылать разные воздушные поцелуи. Начал, может, хозяйскую собачку под столом трепать.
Хозяин до него обращается по-французски.
– Извиняюсь, говорит, может, вы чего-нибудь действительно заглотали несъедобное? Вы, говорит, в крайнем случае скажите.
Француз отвечает:
– Коман? В чем дело? Об чем речь? Извиняюсь, говорит, не знаю, как у вас в горле, а у меня в горле все в порядке.
И начал опять воздушные улыбки посылать. После на бламанже налег. Скушал порцию.
Одним словом, досидел до конца обеда и никому виду не показал.
Только когда встали из-за стола, он слегка покачнулся и за брюхо рукой взялся - наверное, кольнуло. А потом опять ничего.
Посидел в гостиной минуты три для мелкобуржуазного приличия и пошел в переднюю.
Да и в передней не особо торопился, с хозяйкой побеседовал, за ручку подержался, за калошами под стол нырял вместе со своей костью.
Ну, на лестнице, конечно, поднажал.
Бросился в свой экипаж.
– Вези, кричит, куриная морда, в приемный покой.
Подох ли этот француз или он выжил - я не могу вам этого сказать, не знаю. Наверное, выжил. Нация довольно живучая.
Итак, благодаря воспоминаниям Тамары Владимировны Ивановой мы узнали, как родилась фабула этого зощенковского рассказа. Знаем также, какие изменения и превращения претерпела она в процессе своего превращения в художественный сюжет.
Отбросив не имеющие сейчас для нас значения (хотя и важные, художественно значимые) подробности и детали, отметим главное.
В ситуацию, главным действующим лицом которой был он сам, Зощенко ввел другое лицо: героем своего рассказа он сделал иностранца, француза. И даже названием рассказа особо это обстоятельство подчеркнул.
Второе важное отличие состоит в том, что в истории, происшедшей с ним самим, Зощенко все-таки не выдержал, извинился и поспешил откланяться, француз же - герой его рассказа - весь вечер изо всех сил старается и виду не подать, что с ним случилась какая-то неприятность: шлет "воздушные улыбки", треплет хозяйскую болонку и т. п. И, только уже оказавшись "в экипаже", сбрасывает с себя маску "мелкобуржуазных приличий".
Зачем же понадобились писателю все эти изменения, внесенные им в сюжетную разработку фабулы, взятой из собственного его житейского опыта? Почему бы ему не рассказать эту историю так, как она произошла?
Первое предположение, которое невольно тут может прийти в голову, будет, вероятно, такое: Михаилу Михайловичу не хотелось выставлять в смешном виде себя. Поэтому он и решил сделать главным героем этой комической истории другого человека.
Пусть так. Но почему именно иностранца, француза?
На другой вопрос - почему герой рассказа не повел себя так, как повел себя в сходных обстоятельства сам Зощенко (то есть не извинился и не откланялся, а держался до последнего вздоха), - ответить легче. Без этого сюжетного мотива рассказ просто не получился бы: едва начавшись, он тут же бы и кончился. А главное, пропала бы юмористическая подоплека всей этой истории. Ведь весь юмор ситуации в том и состоит, что человек готов скорее умереть, чем признаться в том, что "заглотал кость". Вот, мол, какова рабская сила "мелкобуржуазных приличий".
Да, конечно, желание автора сделать эту маленькую историю как можно более смешной играло тут далеко не последнюю роль. Но весь вопрос в том, над кем смеется, над кем глумится, над кем издевается, кого выставляет в самой комической роли в этом своем рассказе автор?
На первый взгляд ответ не вызывает сомнений. Как это - кого? Конечно, француза, который чуть не умер (а может быть, даже и в самом деле умер, этого варианта автор ведь тоже не исключает) из-за своей рабской приверженности "буржуазным предрассудкам".