Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев
Шрифт:
Князь Абрезков. Я вас тоже не понимаю. Вы, способный, умный человек, с такой чуткостью к добру, как это вы можете увлекаться, можете забывать то, что сами от себя требуете? Как вы дошли до этого, как вы погубили свою жизнь?
Федя (пересиливает слезы волнения). Вот уже десять лет я живу своей беспутной жизнью. И в первый раз такой человек, как вы, пожалел меня. Спасибо вам. Как я дошел до своей гибели? Во-первых, вино. Вино ведь не то что вкусно. А что я ни делаю, я всегда чувствую, что не то, что надо, и мне стыдно. Я сейчас говорю с вами, и мне стыдно. А уж быть предводителем, сидеть в банке - так стыдно, так стыдно...
– Как видишь, - сказал я, когда Тугодум прочел это признание Феди Протасова, - Федя тоже не так прост. И в чем-то он даже похож на Льва Николаевича: так же, как тот, мучается фальшью, ложью той жизни, которая его окружает. Оттого и пьет... Пойми, я вовсе не утверждаю, что Федя Протасов двойник Льва Толстого. Но что-то от себя самого, от собственного душевного опыта Толстой в этого своего героя все-таки вложил... Ну, как? Понял теперь, почему Толстому понадобилось, чтобы вся эта история происходила в его пьесе не с обыкновенным пьянчужкой вроде Гимера, а с таким человеком, как Федя Протасов?
– Понял, - сказал Тугодум.
– Потому что так ему было легче выразить через эту историю свою главную мысль. Верно?
– Не совсем. Правильнее было бы сказать, что он выяснял для себя эту свою главную мысль, доискивался, докапывался до нее, разворачивая в своем воображении историю Феди Протасова, вживаясь в его образ. Ты ведь слышал, наверно, такое выражение: "Искусство - это мышление в образах"?
– Ну да. Конечно, слышал.
– И как ты это понимаешь!
– Ну, ученый, например, выражает свои мысли понятиями. А художник, писатель, драматург - образами.
– В общем, верно, - согласился я.
– Но такое определение не исключает, что писатель, - романист или драматург, - как бы воплощает в образы, иллюстрирует образами некую заранее известную ему мысль.
– А разве это не так?
– Нет конечно! В том-то вся и штука, что он мыслит образами, а не облекает готовую мысль в образную форму.
– Какая разница?
– сказал Тугодум.
– Что в лоб, что по лбу.
– Разница огромная, - сказал я.
– Прочти-ка внимательно вот это письмо. Я думаю, оно многое тебе объяснит.
ИЗ ПИСЬМА Л. Н. ТОЛСТОГО Н. Н. СТРАХОВУ
26 апреля 1876 года
Если же бы я хотел сказать словами все то, что имел в виду выразить романом, то я должен бы был написать роман тот самый, который я написал, сначала. Во всем, почти во всем, что я писал, мною руководила потребность собрания мыслей, сцепленных между собою, для выражения себя, но каждая мысль, выраженная словами особо, теряет свой смысл, страшно понижается, когда берется одна из того сцепления, в котором она находится. Само же сцепление составлено не мыслью (я думаю), а чем-то другим, и выразить основу этого сцепления непосредственно словами никак нельзя; а можно только посредственно - словами описывая образы, действия, положения.
Одно из очевиднейших доказательств этого для меня было само убийство Вронского, которое вам понравилось. Этого никогда со мной так ясно не бывало. Глава о том, как Вронский принял свою роль после свидания с мужем, была у меня давно написана. Я стал поправлять ее и совершенно для меня неожиданно, но несомненно, Вронский стал стреляться. Теперь же для дальнейшего оказывается, что это было органически необходимо.
– Про Вронского вы мне это уже читали, - сказал
– Верно. Но тогда я отметил только одну сторону дела: то, что самоубийство Вронского явилось для Толстого полной неожиданностью. А сейчас хочу обратить твое внимание на другое. Смотри: Толстой говорит, что лишь потом, много позже для него стало ясно, что самоубийство Вронского было, как он выразился, органически необходимо для дальнейшего. А в тот момент, когда он это самоубийство описывал, он сам этого еще и не предполагал... Вот и с "Живым трупом", я думаю, это было так же. Начиная претворять этот свой замысел в сюжет, Толстой еще и сам толком не знал, как он сложится - этот самый сюжет его пьесы.
– И вот это и есть мышление образами?
– спросил Тугодум.
– Ну да, - сказал я.
– Мыслить образами - это, собственно, и значит мыслить сюжетно.
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ
ХУДОЖНИК МЫСЛИТ...
Вернемся к уже знакомой нам формуле: "Искусство - это мышление в образах". Это определение постоянно встречается в статьях Белинского. (Кстати, это именно он ввел в русскую литературу само понятие образа.)
"Философ, - писал Белинский, - говорит силлогизмами, поэт - образами".
Из этого определения как будто бы вытекает, что конечная цель у мыслителя (философа) и художника - одна: она состоит том, чтобы как можно лучше, убедительнее, доказательнее выразить некую идею. Разница - лишь в форме ее выражения.
Многие писатели и поэты именно так и представляли смысл своей художественной работы.
ИЗ СТАТЬИ В. В. МАЯКОВСКОГО
"ЭТУ КНИГУ ДОЛЖЕН ПРОЧЕСТЬ КАЖДЫЙ"
"Да здравствует социализм!" - под этим лозунгом строит новую жизнь политик.
"Да здравствует социализм!" - этим возвышенный, идет под дула красноармеец.
"Днесь небывалой сбывается былью социалистов великая ересь" - говорит поэт.
Если бы дело было в идее, в чувстве - всех троих пришлось бы назвать поэтами. Идея одна. Чувство одно.
Разница только в способе выражения.
Понятие "образ" является общим для всех - самых разных - видов искусства. Оно приложимо и к музыке, и к архитектуре. Но с наибольшей очевидностью, с наибольшей наглядностью образная природа искусства проявляется в живописи, в театре, в кино и, разумеется, в художественной литературе.
Именно литература являет нам великое множество примеров, показывающих, что художественный образ - это не просто отражение или воссоздание средствами искусства некой жизненной реальности, но прежде всего запечатленная, воплощенная в этом художественном отражении реальности авторская мысль.
Особенно ясно это видно на примере тех художественных образов, имена которых стали нарицательными. Взять, скажем, таких литературных героев, как Гамлет, Дон-Кихот, Тартюф, Плюшкин, Собакевич, Манилов, Обломов... Совершенно очевидно, что в каждом из них выражена некая идея, определенный взгляд художника на изображаемую им действительность, а в иных случаях даже приговор его этой действительности или некоторым свойствам человеческой натуры. Недаром от имен таких литературных героев образовались даже понятия, которыми мы постоянно пользуемся для оценки или определения тех или иных жизненных явлений: "Маниловщина", "Обломовщина", "Гамлетизм", "Донкихотство".