Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев
Шрифт:
– Достоин ли? Он?!
– изумился Ноздрев - Да он вас всех тут за пояс заткнет. Он ведь даже ассигнации печатает. Да так, что сам министр финансов не отличит, где фальшивая, а где настоящая. Однажды узнали, что у него в доме скопилось на два миллиона фальшивых ассигнаций. Ну, натурально, опечатали дом, приставили караул, на каждую дверь по два солдата. Так он, можете себе представить, в одну ночь переменил все фальшивые ассигнации на настоящие.
– Поразительно!..
– Великолепно!
– Вот это артист!
– раздались восхищенные голоса.
–
– спросил Джефф Питерс с чисто профессиональным интересом.
– Это уж вы у него спросите, где он их взял, - отмахнулся от вопроса Ноздрев.
– А только на другой день, как пошли в дом, сняли печати, глядят, все ассигнации настоящие.
– Что ж, у него, значит, не счесть алмазов пламенных в лабазах каменных?
– иронически осведомился Остап.
Но Ноздрев иронии не уловил.
– Вот именно, что не счесть!
– убежденно ответил он.
– Полны подвалы алмазов, бриллиантов, изумрудов, сапфиров, а уж про жемчуга я и не говорю. Бывало, только ступишь к нему на порог, жемчужины так и хрустят под ногами...
– Да что вы его слушаете!
– не выдержал Тугодум.
– Ведь это все вранье! Ни одному его слову нельзя верить!
Ноздрев повернулся в его сторону, и Тугодум невольно втянул голову в плечи, словно ожидая, что сейчас раздастся оглушительное, азартное ноздревское: "Бейте его!"
Однако перепады настроения Ноздрева были поистине непредсказуемы.
– Ну, брат, вот этого я от тебя не ожидал, - укоризненно покачал он головой.
– Это ты, брат, просто поддедюлил меня. Но я уж таков, черт меня подери, никак не могу сердиться. В особенности на тебя, - обернулся он ко мне. Ну, стало быть, и на дружка твоего.
– Я рад, что вы на нас не сердитесь, - сказал я.
– Итак, мы вас слушаем. Что еще вы можете сообщить о вашем приятеле Чичикове?
– Только тебе, по секрету. Дай, брат, ухо...
Ноздрев наклонился к самому моему уху и понизил голос, как ему, вероятно, казалось, до шепота.
– Он затеял увезти губернаторскую дочку, - "прошептал" он.
"Шепот" этот, однако, был услышан всеми.
– Да вранье все это!
– снова выкрикнул Тугодум.
– То есть как это вранье, ежели я сам вызвался ему помогать, - возразил Ноздрев.
– Да не думал вовсе Чичиков ее увозить, - горячился Тугодум.
– Вы сами все это выдумали!
Но Ноздрев даже не обратил внимания на этот новый его выпад.
– Все уже было сговорено, - как ни в чем не бывало продолжал он.
– Да я как в первый раз увидал их вместе на бале, так сразу все и смекнул. Ну уж, думаю себе, Чичиков, верно, недаром... Хотя, ей-Богу, напрасно он сделал такой выбор, я-то ничего хорошего в ней не нахожу. А есть одна, родственница Бигусова, сестры его дочь, так вот уж девушка! Можно сказать: чудо-коленкор! Хочешь познакомлю?
– обернулся он к Тугодуму.
– Коли понравится, так сразу и увезем. Изволь, брат, так и быть, подержу тебе венец. Коляска и переменные лошади будут мои. Только с уговором: ты должен дать мне взаймы три тысячи.
Тугодум даже и не подумал
– И долго еще вы будете выслушивать этот бред?
– Еще два-три вопроса, и все!
– ответил ему я и снова обратился к Ноздреву: - Скажите, господин Ноздрев, а кроме тех сведений, которые вы нам сообщили, вам что-нибудь известно про Чичикова?
– Еще бы, не известно. Доподлинно известно! И представь, сам своим собственным умом дошел... Этот самый Чичиков... слышишь?.. На самом деле вовсе и не Чичиков!
– А кто же?
– На-по-ле-он!
– торжественно ответствовал Ноздрев.
– Наполеон Бонопарт?
– уточнил я.
– Он самый, - уверенно отвечал Ноздрев.
– Ну, разумеется, переодетый. Что, не веришь?
– Поверить трудно, - признался я.
– Ведь Наполеон в это время был уже на острове Святой Едены. Каким же образом он мог бы оказаться в России?
– Изволь, я тебе объясню, ежели сам смекнуть не можешь. Англичанин, слышь, издавна завидует, что Россия так целика и обширна. Несколько раз даже карикатуры выходили, где русский изображен с англичанином. Англичанин стоит сзади и держит на веревке собаку. А под собакой кто разумеется? А? обернулся он к Тугодуму.
– Кто?
– растерялся Тугодум.
– На-по-ле-он!.. Смотри, мол, говорит англичанин, вот только что-нибудь не так, дак я на тебя сейчас выпущу эту собаку. И вот теперь, стало быть, они и выпустили его с острова Елены. И он пробрался в Россию, представляя вид, будто бы он Чичиков. А на самом деле он вовсе не Чичиков, а На-по-ле-он!
– Тьфу!
– В сердцах Тугодум даже плюнул.
– Это знаете, уж такая ерунда!..
– А вот и не ерунда, - парировал Ноздрев.
– Мы даже нарочно портрет глядели. И все нашли, что лицо Чичикова, ежели он поворотится и станет боком, очень сдает на портрет Наполеона. А наш полицмейстер, который служил и кампании двенадцатого года и лично видел Наполеона, тоже подтвердил, что просто он никак не будет выше Чичикова и что складом своей фигуры Наполеон тоже нельзя сказать, чтобы слишком толст, однако ж и не так чтобы тонок.
Тугодум хотел ринуться в очередную атаку, но я жестом остановил его.
– А не кажется ли вам, господин Ноздрев, - дипломатично начал я, - что этими подозрениями вы невольно унижаете низложенного императора Франции. Что ни говори, а он все-таки великий полководец, гений. Как говорится, властитель дум. Недавний кумир всей Европы. А Чичиков... Ну что, в сущности, такое этот ваш Чичиков? Обыкновенный мошенник.
– Вот верное слово: мошенник!
– обрадовался Ноздрев.
– И шулер к тому же. Да и вообще дрянь человек. Что об нем говорить! Такой шильник, печник гадкой! Я его в миг раскусил. Порфирий, говорю, поди скажи конюху, что бы не давал его лошадям овса! Пускай их едят одно сено!.. Но только уж поверь, дружище, - доверительно положил он руку мне на плечо, - этот твой Наполеонишка ничуть не лучше. Такая же ракалия. Ей-Богу, они с Чичиковым одного поля ягоды.