Заново рожденная. Дневники и записные книжки 1947-1963.
Шрифт:
Сексуальность как парадигма. Раньше моя сексуальность была горизонтальной – бесконечной линией, которая может дробиться бесконечно. Теперь она вертикальна; вверх и через край – или ничего.
Оргазм ведет к сосредоточению. Я с вожделением хочу писать. Наступление оргазма – это не спасение, а, скорее, рождение моего «я». Я не могу писать, пока не найду своего «я». Я могла бы стать только таким писателем, который обнажает себя… Писать означает тратить себя, ставить себя на кон. Но до сих пор мне даже не нравилось звучание моего имени. Чтобы писать, я должна любить
Я никогда не была и на толику так требовательна к другим, как к И. Я ревную ее к каждому, кого она видит, я испытываю боль каждый раз, когда она уходит. Но не тогда, когда ухожу я, а она остается, и я знаю, что она там, дома. Моя любовь стремится объять ее целиком, поглотить ее. Моя любовь эгоистична.
Индуистская мифология:
4 принципиальные идеи //воплощенные в 4 «лицах»
Творение – Брахма
Сохранение – Вишну
Уничтожение – Шива
Обновление – Кришна
Шелли, вслед за Джоном Франком Ньютоном (Шелли познакомился с ним в 1812 г.), толковал Платона как орфического поэта, раскрывающего в своих диалогах орфическую схему спасения (эзотерическая неоплатоническая интерпретация Платона).
Демогоргон в «Освобожденном Прометее» Шелли говорит: «Глубокая истина безобразна». Сама поэзия – это «купол из многоцветного стекла», «пятнающий белое сияние Вечности».
Ср. «Воспоминания о Шелли» [Томаса Лава] Пикока.
Орфическая диета (также Пифагор): не есть животную плоть (очищение)
Орфизм произошел из индуизма??
Ср. замечания Шелли о взглядах Платона на поэзию в «Защите поэзии» (написанной в ответ на иронические выпады Пикока в «Четырех веках поэзии»).
Георг Кристоф Лихтенберг, «Записная книжка»: «По мере того как развиваются народы, совершенствуются их боги».
Кант: нравственность = право
«тощий» не значит «скудный»
«обнаруживаться» не значит «происходить»
«Писать – значит существовать, быть самим собой» (де Гурмон)
Сегодня вечером она [Ирэн Форнее] после работы встречалась с Инес в «Сан-Ремо», там была Энн Моррисет [журналист и драматург]. После пошли в бар «Кедр». Она вернулась домой в полночь; я спала… Она легла в кровать, пересказала мне разговоры, в г утра попросила меня выключить свет и пошла спать. Я была парализована, я онемела и распухла от слез. Я курила, а она спала.
Вчера вечером телефонный звонок Якоба [Таубеса (1923–1987)] относительно его разговора с Маркузе в прошлую среду.
У меня есть враг – Филипп.
Мое желание [СС написала «потребность», затем вычеркнула слово.} писать связано с моей гомосексуальностью. Идентичность нужна мне как оружие, чтобы противостоять направленному на меня оружию общества.
Это не оправдывает мою гомосексуальность. Но это дает мне – я так думаю – разрешение.
Я только теперь начинаю осознавать, насколько я повинна в своих наклонностях. С Г. я думала, что это меня не волнует, но я лгала себе. Я убеждала других (например, Аннетт [Майклсон]), что мой порок – Г. и что если б не она, я не была бы лесбиянкой или же эта сторона моей натуры проявлялась в меньшей степени.
Я связываю свой страх и чувство вины с Филиппом, с его болтовней на каждом углу, с перспективой еще одного суда об опекунстве следующим летом. А может быть, он лишь усугубляет эти переживания. Зачем же тогда я продолжаю этот обман с Якобом [Таубесом]?
Лесбийские наклонности делают меня более уязвимой. Они увеличивают мое желание спрятаться, быть невидимой – но я и так всегда его ощущала.
…До сих пор мне казалось, что единственные люди, которых я могу глубоко чувствовать или по-настоящему любить, – это своего рода двойники или разновидности моего несчастного «я». (Мои интеллектуальные и сексуальные чувства всегда были кровосмесительными.) Теперь же я знаю+люблю человека, который не похож на меня – т. е. она не еврейка, не интеллектуалка нью-йоркского типа, – и не испытываю никакой скованности. Я вполне осознаю «инаковость» И., а также отсутствие биографической или иной общности между нами, но для меня это огромное облегчение.
1960
[Датировано январем 1960 г.]
Cogito ergo est [31]
Из воспоминаний Горького о Толстом, Чехове и Андрееве:
«Ницше где-то сказал: “Все писатели всегда лакеи какой-нибудь морали”, Стриндберг – не лакей. Я – лакей, и служу у барыни, которой не верю, не уважаю ее. Да и знаю ли я ее? Пожалуй, нет. Видите, какое дело-то. Очень тяжело и грустно мне, Антон Павлович. А так как и вам не весело живется – не буду говорить об этих тяжелых оковах души».
31
Мыслит, значит существует (лат.).
Я накрыла положительной пеленой свои негативные чувства…
… Кольридж как философ «Я – Ты»…
…Октава ее грудей.
Стендаль о поведении в обществе или искусстве (?): «Произведите впечатление, затем быстро удалитесь».
Он мне нравится. И я хотела бы любить его. (Или: он мне не нравится. Но мне хотелось бы испытывать к нему приязнь.) Так я дарю ему это чувство. Я подразумеваю, что это дар и одновременно отставка. Однако теперь он верит, что я люблю его. Он пытается обналичить мой чек, а его отказываются принимать.