Заноза для бандита
Шрифт:
А вот посадить лет на пятнадцать за хранение и распространение наркотиков — очень даже.
Марина
От дополнительных смен я так и не отказалась, хоть Андрей и просил. Требовал даже. Но перед Новым Годом в кафе свободных мест не бывает, как и свободных рук. Армен даже взял еще одну официантку, чтобы справиться с наплывом клиентов.
Впрочем, это не только предпраздничное настроение виновато, но и зима. Некуда больше в нашем городе пойти: либо в ТРЦ, либо
Хочется подарки купить всем приличные, а не как обычно. Особенно Андрею — что-нибудь особенное, памятное и дорогое. Только вот я не придумала еще, что подарить ему. С подругами намного легче: Кристине сумку любимого ею зеленого цвета, а Марго — сертификат в СПА. Очень уж подруга любит массаж.
Кристину Армен отстранил от работы на пару дней из-за простуды, боясь, что она сляжет от нагрузок. Выхожу на улицу через служебный ход — постоять на ночном морозе, проветриться и отдохнуть. Именно сюда мы с Кристиной выбегали, чтобы подруга покурила, и я привыкла и к мусорным бакам, и к грязи, царившей в этом закоулке. И не замечала уже, не морщила нос.
Прикрываю глаза устало, опираюсь спиной о дверь, и откидываю голову. Как же я устала!
Пора идти! Открываю глаза, и…
— Куда торопишься, красивая моя? Ты ведь Марина? — толкает меня обратно к двери какой-то мужчина. Огромный, неприятный, и непонятно как оказавшийся здесь.
Может, перепил? И мое имя знает…
— Мне идти нужно, — стараюсь говорить спокойно, как с капризничающим ребенком. Или как с бешеной собакой. В глаза не смотрю, впрочем, я их и не увижу — темно.
— Это я решу, когда тебе можно будет идти, краля, — хмыкает мужчина. — Если ноги свести сможешь…
Пытаюсь развернуться, и открыть спасительную дверь, к которой я прижата, но мне не позволяют. Шутки закончились. Чудовище стискивает мои запястья в своей лапище, прижимает меня своим телом к железу двери, и шипит:
— Если хочешь целой остаться — молчи. Орать будешь — не услышит никто, но я разозлюсь, поняла? Не люблю, когда бабы визжат!
Шарит ладонью по моему телу… я ведь пальто даже не завязала, просто накинула. Больно сжимает грудь, сминает со всей силы. Впивается пальцами своими мясистыми в живот, в бедра, пачкая меня своим мерзким запахом. Дышит тяжело, через рот, и на мою щеку попадают капельки его слюны.
— Отпустите меня, пожалуйста, — шепчу я. Трясусь вся — от холода, и от ужаса. — Я никому не расскажу, честно! Просто войду в эту дверь, и продолжу работать, и никто не узнает… я вас не видела — вы меня тоже, честно. Даже пол слова не скажу, только отпустите по…
— Заткнись! — мужчина сжимает мои щеки, и из глаз текут слезы. Встряхивает, низко, рокочуще смеется, и прижимается ко мне еще сильнее. И я понимаю, что не отпустит.
— Помогите! — ору я во весь голос, и пинаю дверь ногой. Боль отдает в колено, но мне плевать. Лишь бы услышали, лишь бы помогли! — На помощь!
— Крикливая шлюшка, —
В ушах гудит, звенит, и я вдруг понимаю, что никто не услышит. В кафе орет музыка, из прохожих — никого, да и кто попрется в темный проулок на просьбы о помощи? Жить всем хочется…
Но и смириться я не могу, хоть и говорят, что, когда бесполезно сопротивляться — стоит потерпеть, и не злить мучителя. Но… не могу! Стараюсь дотянуться до лица насильника, чтобы расцарапать его, глаза выцарапать, но он заламывает мои руки, и в правом плече щелкает. Будто замок закрылся.
— Какие шортики, — бормочет урод, и тянет за пояс. Стягивает, но я пинаюсь, стараюсь оттолкнуть. Плачу в голос, зову.
Хоть кто-нибудь… помогите мне!
А мои удары для чудовища — ничто, будто и не чувствует.
— Рот закрой, шалава, — снова бьет меня по лицу насильник, но я продолжаю кричать. И плакать. Кажется, кровавыми слезами. Монстр выругался, и ударил меня еще раз. В грудь.
Крик замирает в горле, и я задыхаюсь. Хватаю холодный воздух ртом, но вдохнуть не получается, словно я — рыба, выброшенная на берег погибшего моря. Сползаю на грязный снег, и на меня наваливается чудовище. Набрасывается, задирает топ, раздирает кожу.
И я забываю, как дышать. И как жить.
… — Ах ты падаль…сдохнешь… получай, мразь! — словно сквозь густой, непробиваемый туман доносятся до меня мужские выкрики. Глухие звуки борьбы и лязг металла, и снова выкрики.
А мне лишь холодно лежать на снегу. Чудовище больше не лежит на моем теле, чудовище бьется с кем-то неподалеку — с таким-же чудовищем, или с рыцарем?
Не важно. Главное, я хоть немного могу вдохнуть стылый, но такой сладкий воздух.
Он успел?
Упираюсь руками в грязный снег, но рук не чувствую. Их пронзают тонкие иглы боли. С трудом опираюсь на них, и сажусь: шорты разорваны, словно их кромсали, но еще каким-то чудом держатся на мне.
Не успел, значит. Времени не хватило, а мне показалось, что вечность прошла. Жестокая вечность. Даже смирилась в какой-то момент. Подумала, пусть делает, что хочет, лишь бы поскорее оставил меня одну — жить, или замерзать в снегу.
— Марина, — меня укутывают в мое-же пальто, и я еле задавливаю желание закричать. Завизжать, стряхнуть с себя чужие руки. — Не нужно было выходить на улицу одной. Ночью! Нужно было сказать, я бы постоял рядом… мне теперь голову открутит!
Мужчина — Антон, кажется — приподнимает меня с земли, хочет на руки поднять, но… я сама. Не так уж сильно я и пострадала, идти могу. Или мне только кажется, что я почти цела? Мой спаситель бурчит себе под нос, что ему теперь отвечать перед Андреем.
— Спасибо, — хрипло выдавливаю я, и не узнаю свой голос. Так орала, что теперь горло болит, царапает изнутри, трет наждачной бумагой. — Я скажу Андрею, что это моя вина, ведь так и есть. Подышать вышла. А… где он?
— Убежал. Я бы догнал, но…