Заноза для бандита
Шрифт:
Но меня-клушу бросать побоялся.
— Едем в полицию, — попросила я. — Я, правда, не видела его лица, но вдруг найдут. Вон машина стоит, видеорегистратор…
— Сами найдем, садитесь в машину.
Устраиваюсь на заднем сидении, пачкаю бежевую обивку грязью, которая налипла на пальто. И, наконец-то, вижу все: на голых до середины бедер ногах начинают наливаться синяки, на запястья вообще глядеть страшно. Ногти обломаны, в болячках, но я жива и относительно цела. И это главное!
— Андрей… —
— Я написал ему. Он едет домой, по делам уезжал.
Хорошо! Поскорее бы увидеть его!
Прошу Антона оставить меня в одиночестве, клянусь, что не сделаю с собой ничего, и он хмуро кивает. Видит, что я почти в себе уже. Захожу в квартиру, стягиваю с себя униформу и белье, и с отвращением отталкиваю от себя ногой. Затем, превозмогая себя, упаковываю пальто с грязной одеждой в пакет, и отправляю в мусор. Сверху кидаю свои серебряные серьги, и пытаюсь снять кольцо. Яростно дергаю и, наконец, выбрасываю и его.
Чтобы ничего не осталось на память!
Ну где же Андрей?
Нет, хорошо, что нет его. Смыть с себя всю эту грязь! Смыть, и поскорее! Встаю под душ, и теплый поток воды обжигает меня. Возвращает чувствительность замерзшему телу. Делаю воду горячее, и еще горячее, и еще… в кабине уже ничего не видно из-за клубов пара, и я сажусь на пол, не в силах даже гелем воспользоваться.
— С ума сошла! — дверь кабины открывается, и я смутно вижу Андрея.
Заходит в кабину в одежде, шипит от обжигающей воды, выключает ее. Садится рядом со мной на мокрый пол, обнимает, но я лишь знаю, что Андрей сжимает меня. Не чувствую… снова.
— Я в порядке, — говорю я, и слезы снова начинают течь по лицу. — Почти…
— Я его убью! — глухо выдавливает из себя Андрей. — Маленькая моя, обопрись на меня, давай я отнесу тебя…
— Нет! — яростно отвечаю я. — Мне нужно отмыться!
Андрей быстро стягивает с себя одежду, и швыряет ее к раковине. Включает воду, регулирует… холодно.
— Она еле теплая!
— Она нормальная! Это тебе после кипятка кажется, — отвечает мужчина, и начинает мыть меня. Прикасается осторожно, без намека на эротизм.
Меня так мама в детстве мыла — я помню.
— Не ругай Антона, — начинаю я говорить о «самом важном». — Он не виноват. Я вышла на пару минут на улицу, и…
Рассказываю Андрею все, что помню. Он молчит, сидит у моих ног, водит мягкой мочалкой. Мне почему-то ни капельки не стыдно представать перед Андреем в таком виде — избитой, в синяках. Уголок губы побаливает, как и левая щека.
— Я его найду, Марина! Обещаю! И убью!
А я решаю не спорить.
Пусть. Лучше бы в тюрьму, конечно, хотя… нет!
— Сейчас врач приедет, — говорит Андрей, вынося меня из душа. — Осмотрит, и в больницу съездим.
Я пугаюсь, как маленькая.
— Нет, я не хочу в больницу! Андрей, у меня лишь пара ссадин!
— Не пара. Вдруг сотрясение… не капризничай! — Андрей прижимается губами к моему виску.
— Я не капризничаю! — спорю я. — Андрей, знаю, что ты не поверишь, я ведь не врач… но нет у меня никакого сотрясения! Я легким испугом отделалась, а раны заживут, как и синяки. Поверь, я разбираюсь во всех оттенках боли, и не нужно больниц. Но врач, конечно, пусть меня осмотрит, и ты убедишься, что я права.
Смотрит с сомнением. Как обычно не доверяет моим суждениям… можно понять.
— Если скажет, что нужно в больницу — едем, — решает Андрей. — И почему ты так уверена в том, что это не понадобится?
Устраиваюсь на коленях мужчины, всеми легкими вдыхаю его родной запах, и прикрываю глаза.
Я дома.
Я в безопасности.
— Ненавижу больницы, — начинаю я рассказ. — И вспоминать об этом не люблю. Помнишь, ты спрашивал про мой шрам? Он еле заметен, почти прошел уже, но ты заметил. Мне почку пересаживали в детстве, и на больницы я насмотрелась. Операции, наркоз, слабость, боль, диализ, снова операция… не хочу я туда опять!
— Ты болела?
Андрей поглаживает меня, просунув руку под халат. Словно норовистую лошадь успокаивает, приручает.
— Меня машина сбила. Сволочь пьяная за рулем сидела — почти двенадцать лет прошло, — морщусь я. — Сбил меня, и уехал. Потому и пьяных ненавижу! Почка отказала, одна — полностью, вторая работает, но плохо. До сих пор со мной. Вот по больницам и моталась, но смогли пересадку сделать. За границей, правда. У меня группа крови редкая — четвертая отрицательная, да и не так у нас трансплантология развита.
— Я и не знал, — Андрей еще сильнее прижимает меня к себе. Но не больно. Обычно он гораздо меньше силу контролирует, и приходится ему напоминать, чтобы помягче был. — Так у тебя и сейчас одна почка плохо работает? И нужна пересадка?
— Нет, — фыркаю я, оборачиваюсь, и целую Андрея. — Она слабее той, которую пересадили, но жить буду! Если меня снова машина не собьет.
— Найти бы этого… эту тварь, и тоже переехать, — Андрей напрягается, и сжимает кулаки за моей спиной. Чувствую это по напрягшимся мускулам, по натянутым жилам, и мне приятна его злость. В кои-то веки. — Как вообще можно сбить ребенка, и уехать?
— Вот и я не знаю — как, — вздыхаю я.
До сих пор не знаю.
ГЛАВА 23