Заноза Его Величества
Шрифт:
— Меня знаешь, что возмутило? Что придумал Белые дома не повеса и любимец женщин Орт, а благочестивый и праведный Ог. Ему просто так не давали что ли? — ещё стараюсь я поддержать разговор и кошусь на иконку, хотя блондин на ней разумеется, красавчик. — Или ему тупо некогда было за кем-то ухаживать? Столько дел! Столько дел! А тут пришёл, заплатил и никаких проблем.
— Зато про Орта любят рассказывать всякие скабрёзные байки, — усмехается она. — Только они, возможно, не для ваших ушей.
— Это почему же? Да в нашем мире полно пошлых анекдотов,
— Уж будьте добры, — хмыкает она.
Даже так? Так про мои уши это, оказывается, был сарказм?
— Мне не нравятся непристойные истории, — сообщает она таким тоном, что я понимаю: ей вообще всё, что бы я ни сказала, не нравится. — В Белом доме их вечно вспоминали к месту и не к месту. Это там такие россказни в чести.
— Ничего, найду я на них управу. Ты, главное только капли эти «грибные» не пей. И если забеременеешь от Барта…
— Ваша Милость! — вспыхивает она и зло сжимает губы, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться.
— Ой, ой, ой! Можно подумать, никто ничего не знает. И чего я такого сказала-то?
— Это не принято: вслух обсуждать такие вещи.
— Ещё скажи: у нас, у приличных женщин. Ага, с сиськами наголо ходить принято, а тут смотри-ка застеснялась она. Или у вас с Бартом какие проблемы? Ну, прости, если задела за живое.
И похоже действительно задела. Только в упор не пойму, чем. Я же за них всей душой. Гошку вон даже довела своими уговорами. Ревности своей наступила на горло. И всё не так.
— Так положено ходить, с голыми плечами, — подтягивает она за концы шаль, оставляя остальное без ответа. Носить платья с закрытыми плечами и нарушать установленные правила она наотрез отказалась, словно мне наперекор. Но холод — не тётка, и всё равно прикрывает плечи тряпкой с моего барского плеча.
— Я тебе всё же расскажу анекдот, — прямо бес толкает меня в ребро в ответ на такое ханжество. — Муж говорит жене: «Дорогая, сделай мне этот… ну как его…» Жена: «Хорошо, любимый!» Делает. Довольный муж после «дела»: «Да и чёрт с ним, с этим кофе!»
— Ваша Милость! — подскакивает Марго. — Это вульгарно, грубо и невоспитанно. Но для вас… — прямо вижу, что рвутся с её языка слова, но она всё же замолкает. Ты подумай, какая лицемерка!
— Что для меня? Норм? Сойдёт? Ну давай, договаривай. Скажи, не стесняйся, что не соответствую я тут вашим светским меркам. Не настоящая королева, обманка, простолюдинка. В общем, в пищевой цепочке вашего общества даже ниже тебя, а забралась на высшую ступеньку. Это же поэтому ты так брезгливо морщишься? А вовсе не из-за глупого анекдота.
— Ваша Милость, — аж белеют её губы от желания высказаться, но трусит.
— Что? Считаешь, не достойна я короля? Не заслужила? Не имела права? — усмехаюсь я. И что-то до чёртиков она мне надоела, ещё с ней переругиваться. — Ладно, давай вали уже, Марго. Заладила «Ваша Милость», «Ваша Милость», — взмахом руки гоню я прочь эту бордельную скромницу. И добавляю в спину, потому что выпросила: —
— Король ваш ненаглядный не брезговал, — резко разворачивается она. И я аж немею от её дерзости, словно мне дали пощёчину.
— Ты подумай, как тебя с катушек-то сносит от одного упоминания бывшего мужа, — встаю, чтобы не возвышалась она надо мной так нагло.
— Дело вовсе не в нём. Но чтобы вы знали: я не смогу забеременеть. И Барт на мне никогда не женится, потому что король ему не позволит. Да, это вам удалось.
— Мне удалось? Интересно что же?
— Унизить меня достаточно. Дать надежду, а потом её забрать. Отомстить.
— Вот не лень же мне было заморачиваться, ещё мстить тебе. Не многовато ли чести? Не проще ли было просто позволить королю сделать то, что он и так собирался? Пусть бы вернул тебя назад в бордель.
— Вам видней. Но Катарина бы так никогда не поступила. А у вас получилось. Только вот прикрыть бордель не получится. Есть много ненавистников Святой Церкви, но нет никого, кто бы выступил за закрытие Белого дома. А вы понятия не имеете что такое в нашем мире бордель.
— Да ладно? — усмехаюсь я.
— Да, это не просто приют — это дом. И порой единственный дом для таких как я. Для сирот, для обиженных судьбой, для нуждающихся.
— И никого там не заставляют заниматься проституцией?
— Нет, но даже там надо чем-то зарабатывать.
— Ну правильно, а что ещё умеют такие избалованные красавицы как ты? Только презрительно высокомерничать, пользоваться платком да раздвигать ноги.
И ничего я сейчас не хочу больше, чем действительно отправить её обратно в этот «отчий дом». Всё же король был бесконечно прав: нечего ей было здесь делать. Нечего. Но вот почему не разрешает Барту жениться? Неужели хочет другу лучшей участи? Или что? И эта чёртова ревность, которую я душила в себе с того самого дня, когда он Барту даже трахать её запретил, снова подступила к горлу как изжога. Неужели решил оставить её себе, чтобы отрываться на всю катушку, когда меня здесь уже не будет? Это у меня Наполеоновские планы по его спасению, он-то думает о том, чтобы меня отпустить и умереть.
— Я просто делаю то, что мне велят, — напоминает Марго о своём присутствии.
— Тогда, пожалуй, я и правда поговорю с королём. Пусть велит тебе возвращаться назад. Туда, где тебе, ничего больше не умеющей делать, но такой стыдливой и с претензиями, самое место. А сейчас… пошла вон!
И без сил падаю на стул, когда дверь за ней закрывается.
— Вот же сучка! Сговняла всё настроение.
Хотела, как лучше, а получилось, как всегда. Ещё я и крайней вышла. Пригрела на груди змею, называется. А она чуть почувствовала за собой силу, подняла голову и давай мне зубы показывать, приличную даму из себя строить и мне ещё указывать: так не говорят, так не делают. Вот пусть сами теперь, как хотят. Какое мне до них всех дело. У меня и своих забот хватает.