Занзабуку
Шрифт:
Более тридцати лет Аллан Тарлтон имел дело со змеями, и в его питомнике, где иногда жило одновременно несколько сот змей, побывали все африканские виды этих пресмыкающихся. Он считал, что из-за своего отвращения к змеям люди очень мало знают о них. По его словам, змеи прекрасно чувствуют себя в неволе, быстро привыкают к человеку, и в питомнике Аллана было приручено немало змей. Конечно, он не забывал об осторожности, возясь со своими любимцами, и они кусали его десятки раз, но, к счастью, он ни разу не был укушен коброй, мамбо или родственными им змеями, действие яда которых еще не научились обезвреживать.
Наиболее смертоносна, по словам Тарлтона, кобра, яд которой столь губителен, что человек, получивший «полную
Любовь Тарлтона к змеям зародилась у него еще в детстве. Со временем «змеиный бизнес» стал давать ему больше дохода, чем его основная профессия охотника на крупную дичь. Услугами Тарлтона пользовались почти все кинокомпании, занимавшиеся съемками в Африке (а в последние годы их было немало). Кроме того, он поставлял из своего питомника яд для научных исследований и изготовления сывороток. Во время Второй мировой войны Тарлтон заведовал государственным питомником, снабжавшим обезвоженным ядом южноафриканский научно-исследовательский институт. На попечении Аллана находилось более трех тысяч змей, которых он лично регулярно «доил». Ежедневно ему приходилось брать яд примерно у четырехсот змей и следить, чтобы каждая постоянно давала одно и то же количество яда той же концентрации.
К концу дня он основательно уставал, и вечерние часы были самыми опасными в его работе, потому что притуплялось внимание и мускулы теряли быстроту реакции. Южноафриканская гадюка могла выскользнуть из его пальцев и вонзить в его руку свои ядовитые зубы. Несмотря на весь свой опыт и осторожность, он был укушен за годы войны девятнадцать раз. Длительная работа со змеями вызвала у Тарлтона своеобразную болезнь — сверхиммунитет. Каждый раз он пил соответствующую сыворотку, и после каждого укуса повышался иммунитет его организма к змеиному яду. С ним происходило то же, что с легендарным королем, который, по преданию, ежедневно принимал все большую и большую дозу мышьяка, пока, наконец, он мог проглотить без вреда для себя количество, достаточное для умерщвления полдюжины обычных людей. Казалось бы, такой сверхиммунитет очень удобен для укротителя змей, но болезнь привела к опасным изменениям в составе крови Аллана. Теперь ему необходимо беречься пчелы или любого другого насекомого, при укусе которого в кровь попадает муравьиная кислота. Если эта кислота попадет в кровь Тарлтона и ее неустойчивое равновесие окажется нарушенным, это приведет к роковым последствиям.
Укус пчелы может убить Тарлтона, но он ухитрился перенести уже три или четыре таких укуса, отделываясь лишь обмороками. Он все время во всеоружии: не расстается со шприцем для подкожных впрыскиваний, жгутом, противоядием и стимуляторами сердечной деятельности. Если его сердце будет биться, пока не кончится губительное действие кислоты, он останется жив.
Так насекомые стали для него гораздо опаснее змей. Семь или восемь лет назад врачи сказали ему, что еще один укус будет для него смертельным. Но это не заставило его отказаться от дружбы со змеями. С тех пор его укусили еще четыре раза, но он утверждает, что чувствует себя не хуже, чем до первого укуса.
Встретив Тарлтона в Аруше, я спросил его, можно ли заснять сцену, где бы участвовали люди и неприрученный питон. Он ответил положительно и добавил, что, вероятно, из всех змей только питон подходит для такой роли. У питона острые зубы и мощные челюсти, но он не ядовит. Напав на свою жертву, питон хватает ее зубами и держит, пока его хвост не обовьется вокруг дерева или камня и он не получит точки опоры. Затем змея обвивается вокруг пойманного животного и душит его, ломая кости. Главное, объяснил мне Тарлтон, не дать питону
Он говорил о поимке питона как о самом обычном деле, и я решил, что сам управлюсь со змеей — конечно, не без помощи Аллана. Он подбодрил меня, и мы задумались, как лучше все устроить. Меня смущало одно — питон обычно живет в густой чаще, куда свет почти не проникает. Нам нужно было выманить змею из зарослей на открытое место.
Я сказал Аллану о своем отвращении к фальшивым, подстроенным сценам. Мне нужны были кадры со змеей, ведущей себя естественно. Тарлтон уверил, что, если мы заснимем большого питона на открытом, хорошо освещенном месте, в этом не будет никакой фальши, и объяснил мне свой план. Он поймает в зарослях змею, отнесет ее к раскидистому дереву, одиноко стоящему среди открытой равнины, положит питона на нижнюю ветку и отпустит его. Затем оператор заснимет, как мы нашли и пленили змею. Во всяком случае, к моменту съемки питон будет достаточно раздражен.
Мы подыскали подходящее место и установили аппараты, а Тарлтон с помощниками принесли питона и положили его на нижнюю ветку. Затем Аллан и я отошли от дерева. Операторы включили аппараты, снимая, как мы, проходя мимо дерева, заметили питона. Затем шли кадры: питон крупным планом. Вот на экране опять появляются люди. Они решили поймать змею. Тарлтон подошел вплотную к дереву. Массивная голова питона внезапно метнулась вперед — змея хотела оглушить человека ударом по голове. Аллан мгновенно с ловкостью опытного боксера нырнул, и удар лишь рассек воздух. Толстое тело змеи свернулось для нового удара, и опять она промахнулась на несколько дюймов.
По-видимому, сообразив, что на земле сражаться удобнее, питон скользнул вниз по стволу и быстро, с решительным видом пополз прямо на нас. Но Аллан добивался именно этого. Когда змея стремительно развернулась, чтобы сильным ударом сбить Тарлтона с ног, он проворно отступил в сторону и так же мгновенно, как питон, бросился на него, метнулся к шее питона и схватил ее обеими руками. Я поспешил на помощь Аллану, прыгнул на хвост питона и вцепился в него изо всех сил. Он был неприятно холодным, в два раза толще моей руки и удивительно сильным. Но сколько питон ни извивался и ни бил хвостом, я не отпускал его.
Подбежали помощники Аллана, до сих пор остававшиеся вне поля зрения объективов, и общими силами мы засунули змею в джутовый мешок. Все произошло в несколько минут, но это были по-настоящему волнующие и напряженные минуты. Я с радостью отпустил влажную, липкую и холодную, как труп, змею.
Мне оказалось достаточным этого первого близкого знакомства со змеями, и я с облегчением вернулся к съемкам четвероногих и преследующих их африканцев. Мне хотелось восполнить другой пробел в моем фильме — заснять охоту масаев с копьями на льва, вероятно наиболее волнующий и драматический вид охоты на земле.
Глава тринадцатая
МАСАИ И ТУРКАНА
Все путешественники по Восточной Африке стремятся сфотографировать масаев и поподробнее описать их, потому что это красивое, гордое и романтическое племя.
Даже чиновники британской администрации в Кении и Танганьике, обычно жалующиеся на то, что масаи доставляют им немало хлопот, порой не могут удержаться от восхищения мужеством масаев. И эти люди обладают глубоким чувством собственного достоинства, впитываемым с молоком матери.