Заоблачная Академия, или Единственная для дракона
Шрифт:
Зато я никаких проблем в купании не увидела. В нашем городе, бывало, могли и на пару недель отключить воду.
И горячую, и вообще любую.
К тому же в сумке у меня лежали шампунь и кондиционер для волос. После разговора с деканом я решила, что мне стоит избавиться от вещей своего мира, чтобы не вызывать ни у кого подозрений. Вот я и решила… сперва избавиться от шампуня, вылив его весь себе на голову. А потом и кондиционер, хотя мне было их очень и очень жаль.
Где я еще раздобуду подобное?!
Кое-как промыв волосы
Хейди все так же лежала на кровати, разглядывая потолок и пребывая в полнейшей меланхолии, а Брун заявила, что, пока я мылась, она успела разузнать, где находится столовая.
Она проголодалась, поэтому отправляется на ужин. Если мы хотим, то можем к ней присоединиться. И мы присоединились – даже Хейди ради такого дела вышла из своей меланхолии.
***
Столовая находилась в пристройке к центральному крылу, и на ужин мы все-таки опоздали. Впрочем, повара прониклись к нам куда большим сочувствием, чем магисса Корфилд, выдав каждой по тарелке с чем-то невероятно вкусным, похожим на нашу лазанью.
И компот, и имбирный пирог – как же без десерта!
Затем мы снова вернулись в общежитие, и я принялась раскладывать вещи, добавив в ящик с тем, от чего нужно избавиться, еще и дезодорант с зубной щеткой. Решила, что пластик, яркие цвета и надписи на чужом языке могут вызвать в этом мире ненужные вопросы.
Оставалось придумать, как это провернуть, чтобы меня случайно не приняли за шпиона с Суши. К тому же не помешало бы раздобыть местные аналоги взамен утраченному, потому что я слабо представляла свою жизнь без зубной щетки и множества других предметов домашнего обихода.
Но решила, что подумаю обо всем завтра – выкинуть ли мне дорогие сердцу вещи на местную свалку или же лучше закопать их под магнолией по соседству с лягушачьим прудом?.. Или найти доброго и воспитанного дракона, вступить с ним в контакт и попросить все сжечь?
Вздохнула – вопросов было миллион, ответы привычно отсутствовали, поэтому, скинув обувь и одежду и оставшись лишь с одной сорочке, я вытянулась на кровати. По другую сторону окна разместилась Брун, которой нечего было раскладывать – если только снять с себя перевязь и меч, которые она устроила под боком.
Хейди, к моему удивлению, выбрала ближнюю к двери кровать. Неумело стянув с себя платье – словно никогда до этого не возилась со шнуровкой и одеждой, – она тоже улеглась и закрыла глаза.
Так мы и лежали, погруженные в свои думы.
За окном стремительно темнело, и в нашей комнате тоже царил полумрак. Конечно, можно было зажечь свечи или небольшую керосиновую лампу, обнаружившуюся на полке возле подоконника, но я понятия не имела, как это сделать в отсутствие спичек.
Спрашивать не стала, а остальные не проявили к лампе ни малейшего интереса.
Поэтому я лежала и прислушивалась к ночным шорохам – пению птиц и стрекотанию сверчков, а также далекому шуму драконьих крыльев. Так долго, пока неожиданно для себя не заснула, и приснилось мне нечто в высшей степени странное.
…Признаюсь, до этой ночи я никогда не видела во снах свою маму. Быть может, если только в детстве, но ничего об этом не помнила. Что уж тут скрывать – я настолько привыкла, что ее не существовало в моей жизни, что никогда о ней и не думала.
К тому же о маме в нашей семье не говорили. Это было табу, запретная тема, о которой не стоило даже пробовать что-либо узнать. Меня вырастил отец – любил, заботится, учил за себя постоять и никогда не жаловаться.
Лет так до семи я все еще могла пожаловаться бабушке с дедом, но потом они умерли. Быстро – сперва дед, а за ним через пару месяцев и бабушка, так ничего мне и не рассказав.
После папиных похорон я перебрала все вещи в доме и тоже не нашла ни единого предмета или же подсказки, которая могла было пролить свет на обстоятельства моего рождения. Не было ни фотографий, ни писем, ни ее вещей – ни-че-го!
В свидетельстве о моем рождении стояло лишь имя – Завадская Анна Михайловна, но меня не оставляло ощущение, что и оно ненастоящее. Не было никакой Анны Михайловны Завадской – отец все это устроил, обратившись за помощью к бывшим сослуживцам, обладавшим нужными связями.
И вот теперь, в этом мире, мама явилась ко мне во сне – впервые за всю мою сознательную жизнь.
Это было она – я интуитивно это почувствовала.
Разглядывала женщину – высокую, стройную, длинноволосую. Невероятно красивую, со спадающим до бедер каскадом золотистых волос. Она стояла, окруженная кроваво-красными магическими сполохами, и тоже смотрела на меня.
Глядела не отрываясь, но ее лицо казалось напряженным и встревоженным, словно она кого-то боялась или же из-за чего-то переживала. Не выдержав, я тоже оглянулась.
Но в этом месте мы были одни.
Быть может, причиной ее тревоги как раз и стало место нашей встречи?
Признаюсь, оно выглядело довольно странным.
Во все стороны протянулись низкие каменистые холмы. Уже смеркалось, и горизонт казался близко-близко, словно до него было и рукой подать. Всего лишь через несколько сотен метров это место заканчивалось, и холмы утыкались в тяжелое свинцовое небо, казалось, непосильной ношей лежавшее на наших плечах.
Но было еще кое-что, что тревожило меня даже больше, чем странное замкнутое пространство – за спиной у женщины находился белоснежный каменный монумент. Круглый, в пару десятков метров в диаметре и в половину человеческого роста, он едва заметно светился в вечернем сумраке.