Западня для Евы (Ловушка для Евы)
Шрифт:
– Вы не можете! – Отчаяние прорвалось в ее голосе. Она заговорила резко: – Вы не можете помочь, не можете ничего исправить. И нет смысла говорить мне то, что я, по-вашему, хочу услышать, чтобы развязать мне язык. Простите, но я должна идти. У меня куча работы.
– Погодите! – Мира нахмурилась. – С чего это вы решили, будто я говорю то, что от меня хотят услышать?
– Ни с чего. – Ева провела рукой по волосам. – Просто настроение у меня паршивое, вот и все.
– Не думаю, что это все. Мне казалось, что в личном плане между нами установилось здоровое и прочное
– Доктор Мира, я прекрасно понимаю, что это ваша работа – копаться в душе, используя любые подручные средства. Я ценю оказанную вами помощь – и в личном плане, и в профессиональном. Давайте оставим все, как есть.
– Я, безусловно, этого так не оставлю. Вы считаете, что я не была с вами честна?
У Евы не было ни времени, ни сил, ни охоты заговаривать о личных делах. Но, увидев выражение лица Миры, она решила, что к этому лучше подойти как к лечению телесных повреждений: раздеться, перетерпеть и поскорее со всем покончить.
– Ну, хорошо. Это ведь такой подход, когда психолог находит или искусственно создает общую почву для общения с пациентом, верно? Чтобы пациент почувствовал доверие и между ними возникла своего рода связь.
– Да, такой метод существует. И когда-то я применила его по отношению к вам, признавшись…
– Еще в самом начале нашего знакомства вы мне сказали, что вас изнасиловал отчим.
– Да, я поделилась с вами этой личной информацией, поскольку вы не верили, что я способна вас понять. Понять, как тяжко вам вспоминать, что вас насиловал отец.
– Это действительно помогло мне открыться. Вы же именно этого добивались? Ну что ж, вы можете праздновать победу!
Мира была явно растеряна.
– Ева?..
– Помните, несколько месяцев назад мы с вами сидели у нас во дворе, пили вино, мирно беседовали… и я сказала вам, что Мэвис беременна. А вы рассказали мне о своих родителях. Об отце и матери, о том, что у них был долгий счастливый брак, о том, какие у вас сохранились чудесные детские воспоминания.
– Ах, вот в чем дело! – Мира с облегчением рассмеялась. – И вас это смущало с тех самых пор? Почему же вы мне ничего не сказали?
– Я… просто не знала, как к этому подойти. Назвать вас лгуньей? Но какой в этом смысл? Вы же просто делали свою работу.
– Это была не просто работа, и я вам не солгала. Ни в том, ни в другом случае. Но теперь я прекрасно понимаю, почему вы так решили и что при этом пережили. Я хочу, чтобы вы меня внимательно выслушали. Прошу вас.
Ева еле удержалась от желания бросить взгляд на наручные часы.
– Ну, хорошо.
– Когда я была еще девочкой, брак моих родителей распался. Не знаю, в чем там было дело, знаю только, что они столкнулись с какими-то трудностями, которые не смогли или не захотели преодолеть. Они отдалились друг от друга, разорвали отношения и в конце концов развелись.
– Но вы говорили…
– Пожалуйста, выслушайте до конца. Для меня это было трудное время. Я была рассержена, обижена, сбита с толку. И, как многие дети, поглощена собой. Именно поэтому я вообразила, что все случившееся – это
Голос Миры едва заметно изменился, в нем появилась напряженность.
– Отношения между матерью и дочерью иногда перерастают в вечный конфликт, особенно когда они очень похожи друг на друга. Так произошло и с нами. И в этот трудный для нас обеих момент, когда мы находились в состоянии непрекращающейся войны на истощение, она познакомилась с мужчиной. Он был обаятелен, общителен, внимателен, хорош собой. Он буквально заворожил ее. Цветы, подарки, ухаживание… Она вышла за него замуж через четыре месяца после оформления развода с отцом.
Мира встала и взяла кофейник.
– Не стоит мне пить вторую чашку. Я теперь полночи не засну и доведу Денниса до нервного истощения. Но…
– Вы не обязаны мне все это рассказывать, – быстро сказала Ева. – Я уже составила себе представление. Мне очень жаль.
– Нет, я закончу. Но ради нас обеих я выдам вам сокращенную версию. – Она поставила кофейник и с минуту простояла, машинально обводя пальцем рисунок из лиловых анютиных глазок. – Когда он прикоснулся ко мне впервые, я была в шоке. Я была вне себя. А он предупредил, что мать ни за что мне не поверит и просто выгонит меня из дому. К тому времени у меня уже были неприятности. Я бунтовала. Вы назвали бы это вызывающим поведением. – Мира улыбнулась и снова села. – Ладно, не будем об этом. Но мы с матерью были в ссоре, отношения между нами серьезно испортились. А он говорил очень убедительно. Он меня запугал. Я ведь была еще девочкой. Я чувствовала себя абсолютно беспомощной. Уж вы-то меня понимаете.
– Да.
– Она много времени проводила в поездках. Мне кажется… Нет, мне не показалось, позже выяснилось, что так оно и было на самом деле: она поняла, что совершила ошибку, выйдя за него замуж. Но у нее уже был за плечами один неудавшийся брак, и ей не хотелось вот так сразу сдаваться. На какое-то время она сосредоточилась на своей карьере, а у него появилась возможность беспрепятственно приставать ко мне. Это тянулось очень долго. Мне представлялось, что отец меня бросил, а мать любит этого мужчину больше, чем меня. И никому из них дела нет, буду жить я или умру. Кончилось тем, что я предприняла попытку самоубийства.
– Это тяжело, – с трудом выговорила Ева, – очень тяжело чувствовать себя совершенно одинокой.
Мира покачала головой.
– Вот вы действительно были одиноки. А я… Но вы правы: чувствовать себя одинокой, беспомощной и виноватой тоже тяжело. К счастью, я не сумела себя убить. Мои родители – оба! – были в моей больничной палате, когда я очнулась. Они просто с ума сходили. Из меня все выплеснулось наружу – гнев, страх, ненависть. Я рассказала, как два с половиной года он насиловал меня и издевался надо мной.