Западня. Занесенные снегом
Шрифт:
Он выстрелил ей в горло и захлопнул дверцу.
Глава 8
В течение всей короткой поездки до полицейского управления округа Пима они молчали. В здании не было практически ни души. Суайсгуд провел Уилла мимо пустующего поста дежурного, налево по коридору и остановился перед дверью, на которой по трафарету белой краской было написано «Допросная № 1».
Помещение было обставлено скудно: маленький стол и три стула. На столе стоял магнитофон, а в углу потолка наклонно была закреплена видеокамера,
– Принести вам воды? Или кофе? – спросил Суайсгуд.
– Я хочу побыстрее покончить с этим и вернуться к дочери, – отозвался Иннис.
– Конечно.
Тедди опустился на стул напротив Уилла и бросил на стол тонкую папку. Его собеседик быстро трезвел – сердце гулко колотилось у него в груди.
– Я должен записывать нашу беседу. – Детектив включил магнитофон. – Вам известны ваши права?
– Конечно.
Тем не менее Суайсгуд перечислил их, и когда он закончил, Уилл сказал:
– Я временно отказываюсь от этих прав.
Полицейский подался вперед:
– Вы – судебный исполнитель, верно?
– Вы знаете, что это так.
– Я подумал, что вы можете кое-что объяснить мне. – Детектив улыбнулся. – Ваша жена не вернулась домой вчера вечером, верно?
– Именно так.
– Вы сказали, что она работала в клинике в Соноите.
– Да.
– В какое время она должна была вернуться домой?
– Между десятью и половиной одиннадцатого.
– Хорошо, тогда позвольте спросить: в какой момент любящий муж начинает беспокоиться, если его жена не возвращается домой?
– Я не понимаю, что вы…
– Когда она опаздывает на час?
– Послушайте…
– На два? На три? На четыре часа?
– Ладно, я понимаю, к чему вы…
– Полагаю, в вашем случае должно было пройти больше шести часов, но мы этого так и не узнали, поскольку вы не позвонили в экстренные службы, не так ли?
– Вы позволите мне объяснить?
– Пожалуйста, я слушаю.
– Наутро после той ночи у меня было назначено заключительное слушание в суде. Я засиделся до позднего вечера, работая над речью.
– Насколько поздно?
– Я уснул за своим столом примерно в десять. Когда я проснулся, было четыре часа утра. Я искал ее по всему дому, я был в ужасе. Дорожный патруль приехал прежде, чем я успел набрать девятьсот одиннадцать.
Суайсгуд наклонился еще ближе:
– Уилл, я занимаюсь расследованиями уже тридцать лет. Преступления? Они всегда эмоциональны. Вы представляли в суде немало подонков, которых я помог упрятать за решетку, и вы знаете, что в горячке, когда ярость и адреналин зашкаливают, преступник творит невероятные глупости. Поэтому у меня к вам один вопрос. Вы в чем-нибудь ошиблись?
– Я не понимаю, о чем вы…
– Вы полагаете, что сделали все идеально, верно?
– То есть?
– Жизнь вашей жены застрахована на полтора миллиона долларов.
– У моей дочери муковисцидоз. Если бы что-нибудь…
– Печально слышать. Но, тем не менее, это огромные деньги. Какой была ваша семейная жизнь, Уилл?
– Хорошей. Отличной.
– Правда? А я сегодня вечером беседовал с вашими соседями. И Томлины рассказали, что несколько дней назад вы с вашей женой устроили целое представление на веранде. Кричали, ругались, едва ли не дрались…
– А вы никогда не ссорились со своей женой? Поздравляю.
– Из-за чего у вас вышла ссора?
– Из-за денег.
– Из-за денег?
– Нам сложно. Вы понимаете, сколько может стоить медицинская страховка для человека с неизлечимой болезнью, как у моей дочери? Это может стать испытанием для любого брака.
– Что ж, отныне это не будет проблемой, верно?
– Что именно?
– Деньги.
Суайсгуд поднялся и, не сказав больше ни слова, выключил магнитофон и покинул комнату. Когда дверь за ним закрылась, Уилл посмотрел на часы. 22:47. Руки у него дрожали, в горле стоял ком.
«Он пытается повесить это на тебя. Ты можешь потерять и жену, и дочь». На глаза Инниса навернулись слезы от одной мысли о том, что Девлин может стать сиротой. Больше всего Уилла пугала не перспектива оказаться за решеткой и не то, что может случиться с таким, как он, в тюрьме. Его страшила возможность того, что его не будет рядом с дочерью, когда ее болезнь наконец возьмет свое. Он знал, что Девлин вполне может умереть в ближайшие пять лет, и это была реальность, с которой приходилось смириться. Но сейчас, в этой скудно обставленной допросной комнате, Уиллу представилось мрачное утро несколько лет спустя в флоренской тюрьме строгого режима. Охранник пройдет по длинному коридору к его камере, разбудит его и сообщит через решетку, что Девлин умерла ночью. Ничего хуже Иннис и вообразить не мог.
«Девлин не умрет в одиночестве. Ты не допустишь этого. Она – твой смысл жить дальше. Твое сердце».
Дверь допросной отворилась. Суайсгуд снова уселся напротив Уилла, поставив на стол пенопластовый стаканчик с горячим кофе.
– Прежде чем мы продолжим, позвольте сказать вот что. Это моя работа. Я действую по наитию, иду туда, куда оно подсказывает. Именно это я и делаю сейчас. Если вы не сталкивались с таким прежде, мне очень жаль… Ладно, вернемся к делу.
Детектив снова включил запись. Теперь он держался спокойнее и ровнее. Иннис выпрямился.
– Смотрите на меня, Уилл. – Все, кроме его глаз, поблекло, скрылось в искажающей очертания тьме. Эти глаза действовали словно магнит, притягивали взгляд Уилла, заставляли смотреть так сосредоточенно, что больно было даже моргнуть. Суайсгуд же тем временем продолжал: – Где-то в глубине души вам хочется сказать мне правду. И уже давно. Я видел это в глазах многих людей, и я вижу это в ваших. – Его голос упал почти до шепота, и этот ровный успокаивающий тон мог бы убаюкать Инниса, если б не магнетический взгляд синих глаз Тедди. – Вы знаете, как приятно сказать правду, Уилл? Какое это облегчение? Вы ведь понимаете, насколько вы упростите этим жизнь себе и своей дочери? Вы молоды. Признайтесь мне сейчас, и мы сможем получить некоторую свободу маневра, когда будем вести дело с окружным прокурором.