Западня
Шрифт:
— По-немецки, — сообщила она. — Сейчас… Рам…
— Раммштайн?
У Аллы вдруг задрожали руки. Она и сама не могла понять почему. Может, потому, что Балакирев снова угадал? А может, это его голос так напугал ее? Он кричал в трубку:
— Раньше видели этот плейер? Может, диск видели?
— Никогда, — она невольно тоже перешла на крик. — У нее ничего такого не было!
— Значит, муж принес? Сам отдал, сказал, что дочка забыла? — будто не веря ее словам, переспрашивал Балакирев. Получив подтверждение, заявил:
— Вы этот плейер никому не отдавайте, я его сегодня заберу!
— Которому? — чуть не плача, переспросила она.
— Да первому вашему, кому же еще!
И Балакирев, не простившись, повесил трубку. Только тут Алла заметила, что Виктор стоит рядом.
— Ты это на кого кричишь? — удивленно спросил он. — Тебе-то какое дело до Раммштайна?
— А что это? — замороченно спросила она.
— Натовская база на территории Германии. Ты что же — политикой увлеклась? — Тут он обратил внимание на диск — тот и в самом деле бросался в глаза. Заинтересованно вынул его из плейера, рассмотрел.
— Интересно бы послушать, — сказал он. — Так Раммштайн — это группа… Понял.
— Не трогай! — неожиданно взвизгнула Алла. У нее наконец сдали нервы. — Дай сюда!
А так как муж растерялся и диск не отдавал, она буквально выдернула его у него из рук и захлопнула крышку плейера. Объяснить она ничего не могла. Во-первых, у нее дрожали губы. Во-вторых, у нее было ощущение, что она совершила что-то ужасное. Но что это было и почему на нее кричал Балакирев — она не знала. Ей просто было страшно.
Через час с небольшим явился молодой человек, показал удостоверение и забрал у нее плейер с компакт-диском. Виктор снова потребовал объяснений.
— Да отстань ты от меня! — закричала она. — Сама ничего не знаю!
Она схватила сумку и выбежала из квартиры, отговорившись тем, что ей нужно в магазин. Однако прежде чем отправиться за покупками, Алла долго сидела во дворе на лавочке. Она вспоминала вчерашний визит Степана. Его испитое, темное лицо, затравленный и в то же время злобный взгляд.
В общежитии Ватутина не оказалось. Во всяком случае, вахтер утверждал, что тот с утра куда-то ушел и обратно мимо вахты не проходил.
— Хотя, может, залез через черный ход, — задумчиво предположил вахтер. — Уже бывало такое. Если опять гвозди выдернули…
Гвозди действительно кто-то выдернул. То есть они были на месте, но их расшатали, и теперь они не соприкасались с косяком, в который были вколочены. С первого взгляда казалось, что дверь запасного выхода по-прежнему заколочена. На самом деле она открывалась без всякого труда. Следователь сам в этом убедился. Он прошел на лестницу, попробовал открыть наружную дощатую дверь. Она тоже открылась сравнительно легко, хотя с внешней стороны была завалена строительным мусором. Но было видно, что недавно ее открывали — на цементе виднелись следы.
Юрий в это время отпирал комнату Ватутина. Как и в первый раз, им выдали ключ на вахте. Хозяина в комнате не оказалось. Расспросили на кухне — но и там его давно не видели.
— Давно — это как понять? — спросил Юрий.
— Со вчерашнего дня, — объяснила худая смуглая женщина. Она явно побаивалась представителей закона, хотя занималась совершенно мирным делом — кипятила в кастрюльке детские бутылочки для искусственного кормления.
Комнату Ватутина тщательно осмотрели. Осмотр дал прежние результаты — то есть никаких. Имущества не прибавилось и не убавилось. Балакирев почти наперечет помнил каждую вещь, которую видел здесь во время прошлого посещения. Вещей было не так уж много. Только на расшатанном столе на этот раз красовались остатки вчерашнего пиршества — несколько бутылок из-под дешевой водки, куски хлеба, мятый сизый огурец на тарелке, залитой рассолом. Но один предмет привлек внимание Балакирева. Он не помнил, чтобы раньше его видел. Это был нож с выкидным лезвием. Широкое, прекрасно заточенное лезвие выскакивало после нажатия кнопки. Массивная, удобная для ладони рукоятка ножа была щедро украшена инкрустацией. Лезвие совершенно чистое. Этим ножом во время пиршества ничего не резали. И все-таки он лежал на столе, сразу бросаясь в глаза.
Балакирев все еще рассматривал нож, когда в комнату ворвался Ватутин. Увидев гостей, он замер на пороге.
— Что ж вы? Проходите, — пригласил его Балакирев.
Хозяин робко вошел, вгляделся в его лицо. Узнал и еще больше присмирел.
— А я вчера дочку хоронил, — как-то виновато произнес он. — Вот… Поминали. Друзья пришли., Он беспокойно шарил взглядом по комнате, будто оценивая, какое она производит впечатление на гостей. Балакирев обратил внимание, что фотография Ольги исчезла со стены. Теперь она стояла на подоконнике, а передней — стопка с какой-то прозрачной жидкостью, накрытая куском хлеба.
— Я ей водочки поставил, — пояснил Ватутин, поняв, куда тот смотрит. — По обычаю. Этот чухонец разве сделает? Он и Алку по-своему воспитал, совсем заморозил бабу.
Прямо треска какая-то, а не женщина. Да вы садитесь…
Хозяин суетливо прибрал одну из кроватей, и Балакирев уселся. Он достал из кейса целлофановый прозрачный пакет, в котором Юрий привез плейер. Издали показал пакет Степану:
— Узнаете?
Тот переменился в лице.
— Ну так что? Узнаете или нет? — настаивал Балакирев.
— Это Алка на меня накатила? — догадался тот. — Ну, за что? Я вас спрашиваю — за что? Я вещь вернул, а она сразу в милицию! Я же ее не крал! Да она и сама-то от нее отказалась! Говорила — не видела, не было у Ольги такой!
— Ау вас этот плейер откуда? — Балакирев положил пакет на стол рядом с ножом.
— Я же сказал — Ольга забыла.
— Вы это точно знаете?
— А кто же? Я помню, у нее из ушей торчали эти…
Наушники.
— Именно эти?
Ватутин досадливо отмахнулся:
— Ну а какие же? Что вы меня пытаете? Я же вернул, так что ж теперь — дело будете заводить?!
Балакирев рассматривал его дергающееся лицо. Тот занервничал еще больше и с вызовом заявил:
— Лучше бы вы того гада искали, который ее убил, чем по пустякам мотаться. Я же говорю вам русским языком — Олечка забыла эту штуку. Она, кому еще? Ко мне же только друзья приходят, а у них таких вещей не водится.
— И когда она его оставила?
— Да вот, когда деньги заняла. Больше-то не являлась.