Западня
Шрифт:
— Так что я не удивлюсь, если он дочь зарезал. Этот все может. На меня с ножом кидался, только я у себя заперлась. Надо было милицию вызвать, да я, дура, его пожалела…
— Когда это было?
— Недавно, — легко ответила она. — После Дня Победы. Хотел на выпивку занять, а я не дала. Зарплату он в первый же день пропил.. Да еще говорил, что дочке денег дал Только мне что-то в это не верится. Такой даст! Догонит и еще даст!
Она говорила о Ватутине со сдержанной ненавистью, и вряд ли эта ненависть имела служебный характер. Юрий понемногу убеждался, что эта женщина
— Это двадцать третье? Как же, отлично помню. Я обычно по субботам белье меняю, а тут прачечная запоздала, привезли белье поздно вечером, ну я и перенесла обмен на воскресенье. До ночи возилась в кастелянной.
— Ватутин тоже белье менял?
— Да у негой белья-то нет, — с презрением ответила она. — Все пропил или украли. Спит на голом матраце.
Нет, в воскресенье я его не видела. А накануне вечером он ко мне заходил. То есть даже уже ночью, ближе; к полуночи. Я как раз спать ложилась.
— Значит, в полночь? — уточнил Юрий. Он помнил, что Ольга Ватутина сбежала из дому через три с половиной часа после полуночи. — Что ему было нужно?
— Выпить, — фыркнула та. — Что ему еще может быть нужно в такое время? Я его послала через дверь, ион ушел. Еще и пригрозил мне — дескать, рассчитается. Как же, испугалась я его!
И она выразительно повела плечами, давая понять, что даже в рукопашной схватке никому спуску нечаст. Юрий достал блокнот, и Галина оживилась:
— Вы меня уже допрашиваете? Записывайте, пожалуйста, я многое могу вспомнить! Я уж поняла, зачем вы спрашиваете про воскресенье. Его дочку как раз той ночью убил и?
Юрий подтвердил, что так и было. Женщина торжествующе воскликнула:
— Ну, ясное дело! То-то его утром нигде доискаться не могли!
Это было что-то новенькой, и Юрий насторожился.
Конечно, Галина со зла могла оговорить Ватутина, но ведь ее слова можно было проверить. Он услышал, что утром, едва проснувшись, комендант отправился проверять злополучную заколоченную дверь. Гвоздей, разумеется, не было, хотя дверь забивали всего лишь в пятницу. Галина пояснила, что суббота и воскресенье — самые горячие торговые дни для продавцов водки и они обязательно находят способ открыть эту дверь.
— А забивать ее должен Степан, — рассказывала она. — И следить, чтобы гвозди не вытаскивали, тоже должен он.
Ну, конечно, ему на это плевать. Живет-то рядом, не может не слышать, как там гвоздодером орудуют. Я с ним сколько раз говорила, не уследишь — вылетишь с работы, бомжом останешься! У негоже ни черта нет — ни жилья, ни прописки!
Оказалось, что разъяренный комендант стал колотиться в комнату к Ватутину. Тот не отвечал. Комендант не мог этого так оставить, сходил за ключом, открыл дверь и убедился, что токаря-сантехника в комнате нет.
— Я тоже при этом была, — сообщила Галина. — Не верите — спросите у коменданта. Было девять утра! В это время Степа всегда спит, он не любит спозаранку подниматься. А тут было видно, что даже не ложился. Значит, с ночи куда-то ушел.
— Может, здесь же, у друзей ночевал? — предположил Юрий. — С кем он дружит?
— Такие не дружат, такие только выпивают вместе, — отрезала она. — Конечно, мог квасить где угодно. Только его до двух часов дня найти не могли. Потом сам явился.
В дверь постучали, и в комнату просунулась крохотная вьетнамка:
— Гала, подушку дай?
— Подождешь, — огрызнулась суровая кастелянша.
Встала, захлопнула дверь и повернула в замке ключ.
— Житья от них нет! — пожаловалась она. — Думаете, я не знаю, зачем ей еще одна подушка? Опять гости приехали. А регистрироваться, конечно, не будут. Наглые, черти, прямо в глаза плюют!
На вопрос, знает ли она, как провел Ватутин вечер двадцать пятого мая, Галина ответить затруднилась. Она явно не понимала, зачем понадобились эти сведения. Даже сделала попытку это выяснить, но Юрий ничего определенного не ответил. «Узнает, что ему можно пришить еще одно убийство, и наговорит, — думал он. — Если помнит что-то — и так скажет».
Плейера Галина тоже не видела. Она с недоверием выслушала описание аппаратуры и только заметила:
— Странно, что не пропил.
Зато упоминание о ноже с инкрустированной рукояткой вызвало бурю эмоций. Женщина вскочила;
— Вы у него внизу, в мастерской были? Не были? Так что же вы сидите?! Он же там всей общаге ножи и ножницы точил! Мог что угодно припрятать! Пойдемте возьмем ключи у Егора! Все равно вам делать нечего, Спартак еще не вернулся.
Мастерская располагалась в подвале, в самом конце длинного полутемного коридора Здесь нечем было дышать от банной сырости. Справа, из-за дощатой двери, доносился глухой звук льющейся воды. Галина пояснила:
— Женская душевая. А следующая дверь — мужская.
В мужской душевой кто-то заливисто распевал песню без слов. Голосу певца был сильный, но слух отсутствовал начисто Его завывания зловеще отражались от зачумленных стен коридора, будто доносились из камеры пыток Галина протянула руку и взяла Юрия под локоть. Вряд ли на нее нагнал страху вид этого мрачного подвала. Скорее всего, она просто заигрывала Юрий не стал высвобождаться, тем более что они уже пришли. Галина с трудом повернула в замке огромный тяжелый ключ и торжественно зажгла свет;
— Любуйтесь. Здесь вообще можно трупы прятать — месяц никто не найдет. Сюда же, кроме него, никто не ходил!
Мастерская представляла собой довольно большую комнату без окон, с низким бугристым потолком. Воздух был сырой и теплый, попахивало плесенью. Под сильной, но грязной лампочкой стоял захламленный, обитый жестью стол с прикрученными тисками. На краю стола лежала куча рваного льна, стояла банка с засохшей краской.
Инструментов был мало Галина пояснила:
— Все пропало. Видите — остались только молотки и разводной ключ. Ну и всякое ржавое барахло. А когда Степа пришел на работу, ему выдали совершенно новенький полный набор. Эта сволочь все пропила.