Западня
Шрифт:
Зал опустел в пять минут. Расстроенные актеры без сил уселись на сцене. Надо было снимать грим, убирать декорации — делать то, что для них стало уже привычным, без чего их жизнь теряла волшебную остроту. Но они сидели, не двигаясь День был жаркий, и даже в сумрачном зале было душно. Вентиляция не работала — за нее не уплатили.
— Какое все-таки быдло, — горестно сказала Наташа, снимая тяжелый жаркий парик. — Лучше бы мы не играли. Им же было все равно.
Кто-то высказал мнение, что, будь в зале Ирина, она бы навела там порядок. Но Ирины как раз и не было. Она так и не явилась.
— Слушайте,
Все с ней согласились, но адреса Ирины никто не знал.
Она никогда не приглашала ребят к себе домой — встречи с самого начала происходили в кинотеатре. И вдруг встрепенулась Наташа:
— Погодите! Я знаю дом, где она живет! Правда, в квартиру я не заходила, ждала в машине.
И она рассказала, что в тот самый день, когда она была у следователя, ее сопровождала Ирина Это как раз были те мучительные дни, когда у Наташи болела вывихнутая нога. Ирина забрала ее из дома на машине, отвезла к следователю, а потом они должны были ехать в театр. Но тут выяснилось, что Ирина забыла дома купленный для спектакля веер. С ним должна была появляться на сцене «гейша» Лида Этот веер сейчас лежал у нее на коленях — в самом деле, очень красивый, огромный, на бамбуковых палочках, из красного шелка с вышитыми на нем золотыми фениксами.
— И мы быстренько заехали к ней, но домой она зашла одна, — сообщила Наташа. — Однако дом я помню хорошо. Девятиэтажка из серого кирпича, рядом базарчик, а на первом этаже продуктовый магазин. Я даже название его помню — «Диана».
Милена с грохотом уронила на сцепу коробочку с гримом. На нее с раздражением обернулись, но никто не отругал девочку, несмотря на то что грим был общественный. Когда приближалась премьера, Ирина закупила для общего пользования несколько коробок. У многих ребят просто не было средств, чтобы купить себе отдельный грим.
В конце концов сообща приняли решение — Лида весь вечер будет звонить Ирине Сергеевне. Если трубку по-прежнему никто не возьмет, на другой день составят небольшую делегацию во главе с Наташей и отправятся на дом к режиссерше. Ничего страшного, что они не знают номера квартиры — спросят во дворе. Ирина слишком заметна, чтобы о ней там никто не слышал.
Декорации были убраны, актеры расходились. Настроение у всех было подавленное — и публика расстроила, и отсутствие Ирины веселья не прибавляло. Наташа уходила одной из последних. Она еще немного постояла на крыльце с Оксаной. Девушки поболтали, греясь на мягком, уже вечернем солнце, Оксана показала приятельнице новую помаду. Эта маленькая, самая маленькая в театре девушка больше всех следила за своей внешностью. Она не пользовалась дешевым гримом, предпочитая изводить для каждого представления горы собственной, весьма дорогой косметики.
— Интересно, Ирина одна жила? — спросила Оксана, завинчивая тюбик помады и пряча его в сумочку. — Она никогда не говорила о своей семье. Ты как считаешь — у нее был приятель?
— Вряд ли. Что-то мне в это не верится. Жалко ее все-таки. Какая-то она несчастная, правда?
Оксана согласилась, что Ирину можно только пожалеть. Увидела приближающийся автобус и, махнув рукой, помчалась к остановке. Наташа огляделась по сторонам, несмело закурила. Она начала курить недавно и боялась, что ее увидит с сигаретой кто-нибудь из знакомых. Скажут родителям, а те… Такой скандал устроят, что с театром придется попрощаться!
— Ты домой? — услышала она у себя за спиной и резко обернулась. На ступенях кинотеатра стояла Милена.
— Допустим, — сухо ответила Наташа. Она не была расположена общаться с этой девчонкой. Пусть сперва научится, как себя вести! Но в поведении девочки произошла странная перемена. Она больше не смотрела волком, не дергала плечом, не грубила. Она как будто даже заискивала.
— Ты где живешь? — спросила Милена. Наташа ответила, что возле метро «Щелковская». Она направилась к перекрестку, давая понять, что разговор окончен, но девочка увязалась за ней.
— Олю похоронили неделю назад, — заговорила она, и Наташа невольно замедлила шаг. — Родители так переживают… Но им-то легче. Их все-таки двое. А я теперь одна.
— Но ты ведь живешь с ними? — удивилась Наташа.
— Да, ну и что? Они со мной почти не говорят. Мама на работе, у отца ученики, я весь день его не вижу. Ау нас с Олей была одна комната. Знаешь, как страшно там засыпать? Мне все кажется, что она лежит в своей постели.
Постоянно включаю свет. Почти не сплю…
Наташа остановилась. Она больше не сердилась на эту странную, то замкнутую, то чересчур откровенную девочку. Не могла сердиться.
— Слушай, а почему ты пришла к нам в театр? — поинтересовалась она. — Наверное, тебе тяжело? Ведь Оля здесь занималась. Я бы так не смогла!
— Да нет, нормально… — протянула Милена.
— А твои родители не возражают против театра? Ведь Оля сюда не ходила, обманывала их… Они не боятся, что ты тоже…
— Нет! — оборвала ее Милена, и Наташа снова напоролась на прежний ледяной взгляд. Девушка в замешательстве заглянула в свою сумку, нащупала проездной.
Остановка, с которой отходил ее троллейбус, была уже близко.
— Послушай, — сдержанно сказала она. — Почему ты за мной идешь? Если тебе неприятно со мной разговаривать — иди домой, я ведь тебя не держу.
Милена слегка задохнулась, хотя шли они медленно, запыхаться она не могла. Девочка явно волновалась, Наташа видела это. Но почему? Сама грубит и сама же переживает за свою грубость? «Неужели я была такой в четырнадцать лет? — мельком подумала Наташа. — Какой ужас! С ней просто невозможно разговаривать…» Наконец Милена выдавила:
— Я хотела с тобой поговорить. Об Оле.
— Ну, говори, — согласилась девушка. Она заметила подъезжающий к остановке троллейбус и бросила:
— Только мне уже пора. Как-нибудь потом поговорим.
И только в троллейбусе, усевшись на заднее сиденье, она обнаружила, что Милена последовала за ней. Только вошла через переднюю дверь. Некоторое время девочка делала вид, что не замечает Наташу. Но вскоре их взгляды встретились. Так они проехали несколько остановок — в разных концах салона, не обменявшись ни словом, ни кивком, только изредка встречаясь взглядами. Наташе было уже не по себе. Она так и сяк прикидывала, почему эта девчонка к ней привязалась. Хочет поговорить о сестре?