Западный рубеж
Шрифт:
— Работы у меня много, — попытался вырваться главный морской начальник, но тщетно.
— Если у вас работы много, так какого черта сюда приперлись? — тихонько поинтересовался я, отпуская его локоть. — У вас своя работа, у нас своя. Возвращайтесь в порт, трудитесь, готовьтесь к экспедиции. Это на сегодняшний день самое главное. А что касается диверсий, я вам потом всю информацию до вас доведу. Видели нашу находку?
Черкасов хотел что-то возразить, но возражать ему было нечего, и он мрачно кивнул:
— Видел.
— И оттого, что я поставил бы вас в известность, мы бы нашли взрывчатку быстрее? Или вы за свой
— Боюсь, — неожиданно улыбнулся Черкасов и сразу стал как-то проще, и гораздо симпатичнее.
— А вы плюньте, — посоветовал я, а потом слегка присочинил: — Народ здешний вас и так уважает, отзывы отличные, так что еще?
— Да? — с удивлением глянул на меня Черкасов.
— Именно так, — кивнул я.
— Хм… — воззрился на меня уполномоченный, оглядывая с ног до головы, словно какое-то чудовище. Отдельно осмотрел орден.
— Желаете меня о чем-то спросить? — поинтересовался я, радуясь, что оделся в свою обычную форменную одежду, а иначе он бы рассматривал меня дольше. Не стану же я лазить по угольным кучам в парадном костюме?
— Первоначально хотел спросить: когда вы людей из Трансчека отпустите, а теперь не стану.
— Достали они вас? — посочувствовал я.
— Не то слово. Нос свой везде суют, требуют, чтобы я каждый чих с ними согласовывал. Нет, я все понимаю, но зачем же до дурости-то доходить? Мол — почему уголь достают водолазы, что в белой армии служили? А где я других найду? Грузчиков надо ежедневно обыскивать, чтобы каменный уголь по карманам не таскали. Ну, тут я согласен, но тогда сами их и обыскивайте. А они — это ваша обязанность проводить обыски. Тьфу. По возможности — подержите подольше.
— Так это уж как получится, — пожал я плечами. — Собирался их выпустить, как только с взрывчаткой разберусь. Ладно, пусть недельку посидят.
— А две нельзя? — с надеждой спросил Черкасов. — Я прикидывал, мы к середине июня должны весь уголь выбрать.
Эх, гулять так гулять!
— Убедили. Пусть будет две.
К народу мы вернулись если не друзьями, то хотя бы добрыми приятелями. А там уже назревала дискуссия — кто виноват в случившемся, и что теперь делать? Мои оперативники «наезжали» на грузчиков, а те отбрехивались — мол, чуть что, так сразу грузчики виноваты, а у них и так работы теперь почти нет, жить не на что.
— Успокойтесь, товарищи, — призвал я народ к порядку. Посмотрев на обиженных работяг, перевел взгляд на Черкасова: — Работа у вас теперь будет. Придется, каждый кусок кардифа перебирать.
— Так это я уже понял, — хмыкнул Черкасов. — Только, где мне людей взять? Ваш коллега из особого отдела десять человек арестовал. У меня только две женские бригады остались.
— С людьми, думаю, вопрос решим, — ответил я осторожно, чтобы не обнадеживать уполномоченного раньше времени. — А уголь перебирать можно женщин поставить. Так даже лучше. Они аккуратнее.
Про себя подумал, что посоветую Мошинскому сегодня же отпустить задержанных грузчиков. Нечего их за казенный счет кормить, пусть работают.
— А с диверсантами-то что делать, товарищ Аксенов? — подал голос начальник порта. — Ведь кто-то в уголь взрывчатку подбрасывает?
— С диверсантами, товарищ Вавилов, мы сделать ничего не сможем, — улыбнулся я. — Это не наши диверсанты, не архангельские. Уголек-то откуда везли?
— Вы хотите сказать, что англичане нам
— Англичане, — кивнул я. — Только они не нам этот «подарок» оставили, а своим же.
— Поясните, товарищ Аксенов, — попросил Черкасов. — Что-то вы слишком мудрено говорите.
Странно, неужели никто ничего не понял? Или просто не знают? Придется на несколько минут побыть политкомиссаром.
— Товарищи, в Британии существует коммунистическая партия, и там тоже ведется борьба с мировым капитализмом, — принялся объяснять я. — В январе девятнадцатого докеры бастовали, электрики, строители. В Глазго почти месяц в домах света не было, потому что электрики призывали прекратить войну с Россией. В Лондоне целая рабочая конференция прошла — «Руки прочь от Советской России!» Английские рабочие требовали вывести войска из Архангельска, отказывались грузы на корабли загружать. Специально станки ломали, чтобы оружие не делать. А кардиф английский для чего предназначался? Для бронепоездов, для отопления казарм, для белогвардейских пароходов. Стало быть, кто-то и решил подсобить — замаскировал взрывчатку и в угольщик подбросил. Авось, котел где-то в пути и взорвется. Но угольщики с конвоем шли, корабль утонет, люди спасутся. А он, вишь, почти в порту утонул.
После моей речи присутствующие недоуменно крутили головами. Но иных объяснений нет. Можно допустить, что тол добавили к углю на складе или английские водолазы спускались на глубину десять метров и запихивали взрывчатку, но отчего тогда взорвался котел у угольщика?
— Перестарались английские товарищи, с запасом взрывчатки накидали, — хмыкнул Черкасов. Вздохнул, покачал головой: — Ладно, чего уж теперь. Придется уголь вручную перебирать. Но вы уж, товарищ Аксенов, попросите особый отдел, чтобы ребят отпустили. Грузчики они добросовестные, а вины на них нет.
Я кивнул, а сам еще разок присмотрелся к грузчику.
— Товарищ, можно вас на минутку, — подозвал я парня.
— Весь во внимании, товарищ Аксенов, — склонил голову набок оборванец.
— А как вас зовут? И кем вы раньше работали? — выделил я слово «раньше».
— Степан Кирьянов, — отвечал тот. Пристально посмотрев на меня, спросил: — А вы меня не помните?
А ведь и точно, где-то я видел этого парня. Да! Кирьянова я видел в типографии.
— Степан, так вы же наборщик. И что вы здесь делаете?
— Так меня в белую армию призвали в январе. Я даже и послужить не успел — в плен попал. В плен сдался, фильтрацию за две недели прошел, а типография закрыта. А жить как-то надо…
Наборщик. Хм. А нужен ли мне наборщик? Но тогда нужна типография или печатный станок. Надо подумать.
— Степан, вы мне свой адрес оставите?
— Адрес простой — Соломбала, улица Валявкина, бывший Соловецкий проспект, дом четыре. После десяти вечера и до пяти утра я всегда дома.
Пока я отыскивал взрывчатку, Кузьменко вместе с «группой поддержки» искал на «Таймыре» малейшие следы шпионажа. Увы и ах. В каюте радиста, которую тот делил с механиком, ничего интересного не нашлось. Ни клочка бумажки с цифрами, ни шифрокниг. И, вообще, кроме книги товарища Троцкого «Наша революция» иной бумажной продукции не имелось. На всякий случай ее изъяли, равно как и «Вахтенный журнал судовой радиостанции».