Запах цветущего кедра
Шрифт:
Бурнашов тем часом пытался замириться с женой: ходил кругами с расчёской, пытался вычесать репей из волос, что-то говорил торопливое, ласковое, но с видом усталым и рассеянным. Сашенька вырывалась из его рук, показывая свою независимость и несгибаемость. А Колюжный осторожно ходил козьими тропами по лётному полю и искал устойчивую связь, намереваясь позвонить в Москву. В общем, все были чем-то заняты, потеряли бдительность, и никто не заметил, как на заброшенном аэродроме появился грязный милицейский микроавтобус. Он остановился поодаль, и скоро из репейника сразу со всех сторон появилось семеро омоновцев с автоматами —
— Менты окружают! — почти весело закричал он. — Атас!
Гражданский был уже рядом с четой Бурнашовых.
— На землю! — рявкнул он басом. — Пакуйте их!
Строптивая оскорблённая жена в тот же миг вцепилась в мужа, а тот заслонил её, подставив спину. Один боец вырвал Сашеньку из рук и отшвырнул в сторону, а этот, с чёрной родинкой, ловко заковал Бурнашова в наручники и сбил на землю, лицом вниз. Сашенька закричала, но и её уложили рядом с мужем.
— Вы что делаете?! — чуть запоздало закричал Колюжный и бросился на помощь.
Двое бойцов внезапно оказались за его спиной, повисли на руках и попытались свалить. Вячеслав одного стряхнул, а второго, цепкого и грузного, ухватил за амуницию и поволок за собой. И успел заметить, как шустрый маленький Роман прыгнул за вертолёт и мгновенно исчез в бурьяне. За ним погнался омоновец в бронежилете, но в прыти явно уступал, да и опасался гроздьев репейника.
Колюжный был уже рядом с лежащей парой Бурнашовых, когда второй боец выпутался из автоматного ремня и с силой ткнул прикладом в затылок, сволочь, — чтобы синяка не оставить!
Колюжный устоял, только почуял: шея хрястнула и перед глазами посыпались искры. Гражданский подскочил, хотел ударить под дых, но Вячеслав увернулся и достал его кулаком в грудь. Добавить не смог — навалились втроём и всё-таки уложили на землю. Защёлкнули браслеты, обыскали, отняли бумажник и телефон.
— Колюжный?! — злорадно воскликнул гражданский, рассматривая паспорт. — Ну, ты попал! Срок тебе корячится!
Тот попытался встать, но боец придавил горло автоматным стволом, как дубиной, и сел верхом. Вячеслав из последних сил сдерживал бульдозерный отцовский нрав и выругался по-английски, однако бородавчатый кое-что понял.
— В какую задницу? А ну, повтори по-русски!
— Пошёл ты в драную задницу! — прохрипел Колюжный.
— Все слышали? — победно спросил тот. — Оказал сопротивление! Обмундирование порвал! И оскорбление!
На бойце, которого он волок за собой, разгрузка болталась, как детская распашонка.
— Как вы грязно ругаетесь! — вдруг возмутилась Сашенька, невзирая на то, что сама лежала лицом в землю. — А создаёте впечатление интеллигентного и воспитанного человека!
— Английская школа! — торжествующе позлорадствовал бородавчатый и пнул Колюжного. — Может, тебе ещё права зачитать?
— Завтра тебе самому зачитают, — огрызнулся Вячеслав.
И внезапным рывком сбросив с себя грузного бойца, попытался достать ногами бородавчатого — тот отскочил.
— Этих грузите! Где ещё один?
В микроавтобусе наручников не сняли даже с Сашеньки — закрыли, как преступников, в зарешечённой клетке. Омоновцы убежали ловить младшего Галицына, а с задержанными остался гражданский.
— Ну что, чёрные копатели? — всё ещё злорадствовал он, и крупная, свисающая родинка в междуглазье подпрыгивала. — Мародёрством промышляете? Приехали могилы рыть?
Задирать и пикироваться с ним не имело смысла, поэтому Колюжный угомонился, зато Бурнашов воспрял.
— Ты, урод, наручники с женщины сними!
— Ничего, браслеты ей идут! — ухмыльнулся бородавчатый. — А за оскорбления при исполнении ответишь! Где находится Рассохин?
Кирилл Петрович покосился на жену.
— Я бы тебе сказал где! Но сам догадайся!
— Ладно, — быстро согласился тот и выдернул из кармана рацию. — Бросьте пацана! Джип его заберём — сам явится. У него документы в машине! Собирайте шмотьё и поехали!
Омоновцы будто и ждали этого приказа: быстро содрали палатки, засунули в прицеп, микроавтобус развернулся и затрясся по разрушенной бетонке. За ним потянулся джип с прицепом, где было нераспакованное оборудование для экспедиции.
На аэродроме остался один геликоптер, сквозь лобовое стекло которого белело лицо невозмутимого пилота.
Их привезли в поселковое отделение — старое, барачного типа двухэтажное здание, с такими же мятыми, в затасканной форме милиционерами, которые стояли безучастно и взирали на москвичей как на диковинных зверей. И сразу стало ясно, что задерживали вышестоящие сотрудники, специально присланные в Усть-Карагач. Они же свели в полуподвал, напоминающий маленькую тюрьму: железный пол, могучие решётки, стальные двери: вероятно, в пору расцвета золотой лихорадки тут был районный изолятор, сейчас пустой и мрачный. Одна камера оказалась распахнутой настежь и доверху забитой колотыми дровами, другая — действующей, просторной, эдак человек на двадцать. Боец отомкнул её, завёл арестованных и только тогда через кормушку снял наручники. Да ещё, уходя, выключил и так тусклый свет, а окна в помещении с нарами не было.
— Какое страшное место, — пролепетал в темноте дрожащий голосок Сашеньки. — Что с нами будет, Кирилл? Что нам делать?!
— Для начала попоём каторжанские песни, — тот присутствия духа не терял. — Кто слова знает?
— Они ищут Рассохина, — определил Вячеслав. — Значит, участковый их с Галицыным не нашёл?
— Менты боятся на Гнилую ездить. Может, и не искали. Думаю так: с полковником возникли проблемы, попал в бабье царство бывших проституток. Стас пошёл выручать и сам вляпался. Бабы там мужиков в клетках содержат, как зверей. А некоторых распинают на жердях по сибирскому обычаю.
— Почему ты говоришь такие пошлости? — строго спросила Сашенька. — Прекрати немедленно!
— Отчего же пошлости? — возмутился Сатир. — Ты же сама слышала! Ясашный на аэродроме говорил...
Во мраке возникло некое движение, но на сей раз не пощёчина: жена попросту заткнула рот мужу.
— Вячеслав, вам есть кому позвонить? — вдруг спросила она. — У меня телефон есть.
— Не отняли? — пробубнил Бурнашов. — Ах ты, моя прелесть! Но как тебе удалось?
— Я спрятала...
— Куда?!