Запах цветущего кедра
Шрифт:
— Зато я знаю: Евдокия Сысоева по кличке Матёрая. То есть вы знакомы.
— Не знакомы.
— Откуда портрет?
— От верблюда.
— Значит, разговаривать не хотим? А знаешь, что девица эта — международная террористка? Интерпол разыскивает. У тебя в кармане — фотография. Такой прокол! Уже этого достаточно, чтоб схлопотать лет семь.
— Пошёл ты в задницу!
Его реплику услышал Бурнашов и заорал:
— И не просто в задницу — в ж.. .у! Мы тебе сейчас
— В камеру его! — распорядился палач.
Вячеслав отшвырнул полено, неторопливо скрутил и взял под мышки брошенные в коридоре матрасы. Бородавчатый сам отомкнул замок и впустил его в камеру. И как только оказался в относительной безопасности, поквитался.
— Видал я вас, масквачей поганых! — и выматерился. — Ещё права качают! Вся страна на вас пашет, упыри!
Таким образом выразил какую-то застарелую обиду на москвичей, но буйствовать и угрожать больше не стал, загремел ступенями лестницы.
— Зачем вы их злите? — зашептала Сашенька. — С ними нужно как с дикими животными! Кирилл, что вы делаете?.. Мне так страшно!
— Не бойтесь. — Вячеслав расстелил матрац. — Мы вас в обиду не дадим. Первый раунд выиграли — можно отдохнуть.
— Чего бородавчатый пристал? — поинтересовался Бурнашов.
— Связь с террористами шьёт.
— Даже так?.. На основании чего?
— Фотографию нашёл в бумажнике.
— Чью?
— Евдокии Сысоевой.
— У тебя что, и в самом деле её фотография?
— Ну, была...
— Откуда?
— У генерала из ЦК спёр!
— У меня впечатление: сижу в камере с конченными уголовниками, — испуганно пролепетала Сашенька, ничего не понимая. — О чём вы говорите?!
— И вообще, совет бывалого узника, — Колюжный с удовольствием улёгся на нары: — в тюрьме надо больше спать — скорее время проходит. Когда спишь, ни о чём не думаешь. Правда, тут не английская тюрьма — там можно целый день валяться на белых простынках.
Сашенька вскочила, растерянно отступила за спину мужа.
— Вы сидели в английской? За что? Мне показалось: такой воспитанный, благородный молодой человек...
— С афроангличанином подрался, то есть с негром, — с удовольствием признался Колюжный. — Кирилл Петрович, поскольку мы в тюрьме русской... Нет, даже советской, то нам надо выбрать пахана. По возрасту вы подходите.
— В английской паханы есть? — деловито спросил Бурнашов.
— Нет, у них демократия. Зато стукачей навалом.
— Тогда паханом будешь ты, — предложил Сатир. — У тебя два высших. Одно — заграничное. Ты уже срок тянул, а я нет.
— А вы зато доктор и профессор! И старше. Надо вам погоняло придумать зековское.
— У меня есть кликуха — Сатир. Мне нравится! Только сейчас не смешно. А как тебя будем звать?
— В школе и универе звали — Бульдозер.
— Ничего, звучит! — одобрил Бурнашов. — Только это же погоняло твоего бати?
— Наше фамильное!
— Тогда и паханом будешь.
— Прекратите сейчас же! — с истеричным ужасом воскликнула Сашенька. — Как вы смеете?!. Вас, взрослых, заслуженных людей, бросили в эту темницу! Над вами творят беззаконие! А вы так дурно шутите!
— Да мы и не шутим, — серьёзно сказал Сатир. — Не мы же тюремные порядки придумали. Сейчас будем обучать тебя фене — это базар на сленге. Кстати, а в английской тюрьме на жаргоне говорят? По фене ботают?
— Сам английский феня! — засмеялся Колюжный. — От немецкого. Немцы так в своих зонах разговаривают.
Сашенька сжалась в комок, руки затряслись.
— Замолчите немедленно! Как вам не стыдно?!
Почему-то заботливый и чуткий муж больше не утешал скорбящую, впадающую в истерику жену. И даже перестал спасать от репьёв её волосы.
— А зачем ты фотографию этой террористки в бумажнике хранил? — спросил он между прочим.
Вячеслав потянулся и изготовился к откровению.
— Она прежде всего женщина... И скажу тебе: очаровательная! Есть что-то такое, чего в других нет. Мама определила скрытую агрессию. Возможно, и в самом деле террористка.
— И ты это на снимке рассмотрел?
— Конечно, лучше бы вживую глянуть... На снимке ласковая кошка.
— Значит, мама твоя права, — вздохнул Бурнашов и покосился на жену. — Впрочем, тебе нравится экстрим.
Закончить монолог он не успел, потому как опять загремела лестница и привели Галицына-младшего. Недавно ещё занозистый, горячий парень как-то быстро сломался, сник, даже разговаривать не захотел, возможно, был в шоке. Лёг сразу на нары, долго не откликался, потом сел и сказал будто самому себе:
— Машину ошмонали. Нашли патроны от автомата...
Бритый наголо, он спас голову от репьёв, зато одежда его превратилась в шуршащую, колючую шубу.
— Хорошо — не труп, — отозвался Вячеслав, глядя в потолок. — И не героин. Патроны — мелочь, можно условным отделаться.
— Почему вам ничего не подбросили? — взъярился Роман. — Почему только мне?
— Подозреваю, что из-за твоего папашки, — предположил Бурнашов. — Сотворил что-то непотребное. Закрыть хотят обоих.
— Рома, ты должен знать, — подхватил Вячеслав. — Признавайся честно. Иначе мы тебя к параше определим.
— Давай готовь бабло на адвокатов! Это вы втравили отца! Он — полковник, человек чести!
— Ты бы на пахана рот не разевал, — посоветовал Бурнашов. — Колюжный теперь в авторитете.