Запах цветущего кедра
Шрифт:
В общем, в эту первую поездку на свою свободную прародину Гария попросту ограбили, воспользовавшись его неопытностью, а законы в России, как и судебная система, ещё отсутствовали. Так и не получив гражданства, он кое-как наскрёб на обратный билет и вернулся на родную чужбину в полной растерянности и с единственной мыслью — взять у отца денег и сделать ещё одну попытку. Но и тут сразу ничего не удалось — все капиталы родитель вкладывал в восстановление сожжённой голышами лесопилки. Свободники отыскали беглый род своих вождей в Онтарио и, пользуясь тем, что Гарий задержался в России, отомстили жестоко: сгорело всё оборудование, цеха и склады готовой продукции. Спасти удалось только жилой
Голыши по-прежнему не подчинялись законам Канады, жили по своим правилам и выкупать не спешили. Пойманная на месте преступления террористка могла вообще остаться в плену навсегда и с ней можно было сделать всё что вздумается. Поскольку выкупа так и не платили, отец перевёл Дусю на положение рабыни, однако, улучив момент, она тотчас же попыталась бежать. Охрана её выловила, вернула в дом, и тут её случайно заметил японский бизнесмен, который поставлял отцу оборудование для лесопилки. Он и предложил продать ему девицу за солидную сумму, благо, что Дуся не имела даже свидетельства о рождении и не считалась гражданкой Канады. Японец обещал вырастить из неё настоящую гейшу и устроить её судьбу.
Пленница же, узнав, что её продали на чужбину, вроде бы даже не расстроилась, но пообещала вернуться. Японец спрятал рабыню в багажник машины и повёз в Ванкувер, откуда собирался переправить её торговым судном к себе на родину. И по пути попытался преподать юной террористке урок послушания, а попросту — изнасиловать. Дуся прикинулась послушной овечкой, улучила момент и оскопила японца с помощью ножниц, после чего бежала. Поскольку же податься было некуда, а ехать в Британскую Колумбию без документов и денег опасно, то она автостопом вернулась к Сорокиным, невинно заявив, что новый хозяин её отпустил. Отец Гария не поверил, навёл справки и узнал, что японец и в самом деле благополучно отбыл в Японию и никаких заявлений и претензий от него не было.
Дуся в неволе особенно не переживала, а, пользуясь заточением, потребовала у Сорокина-младшего книги, учебники и принялась образовываться. Тогда ей было пятнадцать лет, выглядела она как ощипанный цыплёнок, стриглась наголо, носила рабочую спецовку и только вместо рабского смирения огонь в глазах тлел волчий, настоящий — эдакий затравленный зверёныш. Такой она и запомнилась, когда Гарий во второй раз собрался в Россию. Отец в затеи сына отыскать Стовест не верил, считал их напрасной тратой средств, тем паче что следовало выплачивать кредиты, поэтому не хотел отпускать сына и денег не дал. Тогда Гарий вздумал получить с голышей выкуп за пленницу: о его разбойных подвигах юности свободники ещё помнили и знали, что сами могут оказаться погорельцами, если не заплатить. Собрали деньги и получили из рук в руки свою соплеменницу.
— Я ещё вернусь, — пообещала Дуся.
Можно было отправляться на Карагач, но тут у отца случился первый инсульт. Он выдержал пожар на лесопилке, пережил разорение, нашёл силы и средства, чтобы восстановить бизнес, а тут — словно молнией ударило. Болезнь он воспринял как наказание божье за грех — пленницу продал японцу! И в болезненном бреду, и в полном сознании Сорокин-старший пытался об этом сказать сыну, но речь отнялась! Спустя несколько месяцев он поправился, но говорить уже больше не мог, писал письма, в которых раскаивался, предупреждал, чтобы Гарий тоже опасался кары, ибо вернул Дусю за выкуп, то есть тоже продал.
Внезапная роковая болезнь отца спутала все планы, пришлось брать на себя управление лесопилкой. А её называли так по старой привычке; на самом деле это было солидное предприятие: от лесосек, где рубили канадскую сосну, ель и тую, до выпуска вагонки и мебельной плиты. Гарий всецело погрузился в отцовский бизнес, выплачивал кредиты, рассчитывался готовой продукцией с тем самым японцем за поставленное оборудование и вынужден был потратить на предприятие даже выкуп, полученный от свободников.
Через два года он забыл о Дусе Сысоевой, да и о заманчивом архиве своего прадеда почти не вспоминал. Но однажды на территорию лесопилки сквозь бдительную вооружённую охрану и охранные барьеры прорвался затянутый в кожу байкер на чёрном мотоцикле. На большой скорости он опасно покружил между цехов, перепрыгивая технологические линии, въехал на штабель леса и там остановился. Сбежалась вся стража, пожарная команда раскатала рукава, вызвали полицию, однако террорист не спешил поджигать лесопилку, стоял и молча наблюдал за суетой. На своей коляске прикатил даже отец, махая руками и что-то мыча при этом. Гарий поднялся на штабель, чтобы начать переговоры. И тут байкер сорвал с головы шлем, из-под которого вывалился шлейф густых каштановых волос.
— Я вернулась.
Пленницу Дусю он не узнал, ибо в памяти остался невзрачный, стриженый и голенастый подросток; теперь же перед ним стояла знойная красавица, и только прищуренный, хищный взор был знакомым и неизменным.
Гарий, совсем как его отец после инсульта, вначале потерял дар речи. Эта девица полностью лишила его самообладания, и в таком сумеречном состоянии он совершал глупости: куда-то шёл, бежал, ехал, всякий раз приходя в себя где-нибудь далеко от дома, запустил все текущие дела, забросил лесопилку, в его сознании ничего, кроме прекрасного и одновременно зловещего образа Дуси не было.
С Гарием приключилась любовная болезнь, напущенная этой ведьмой, иначе было не назвать то состояние, что охватило его с первой минуты. И это наваждение, единожды отравив сознание, навсегда поразило воображение чумным, одержимым беспокойством, которое было хуже, чем сразивший отца инсульт.
Примерно через неделю он совладал с собой, отошёл от помрачения, занялся работой, однако подспудно дымящаяся в нём хворь уже не отпускала. На несколько месяцев Гарий даже о России забыл, о Стовесте почти не вспоминал, погрузившись в мир сердечных и телесных переживаний. Где обитала эти два года и каким образом из нелепого подростка превратилась в манящую женщину, Дуся не говорила. Она сама поселилась на втором этаже дома и с первых же дней почувствовала себя хозяйкой. Он же исполнял любой её каприз, поначалу заваливал дорогими подарками, а бывшая пленница откровенно дразнила его, щеголяя по дому в «белых одеждах» и не позволяя даже прикоснуться к себе. Клятвенных слов любви, тем паче предложений пойти за него замуж слушать не желала, подарков не принимала, и Гарий впадал в уныние от своих страданий. Завоевать сердце «пленницы» возможно было, лишь возглавив общину голышей, о чём Дуся ему и заявила. А путь в вожди был теперь заказан на вечные времена!
И всё же он собирался поехать к голышам, там пасть на колени перед общиной и просить прощения, однако строптивая девица запретила и вдруг стала расспрашивать о родственниках, в том числе про прадеда, Алфея Сорокина, и его сибирские похождения на реке Карагач. Ему тогда и в голову не пришло узнать, откуда ей известны столь щепетильные и тайные подробности жизни жандармского ротмистра. Он и рассказал о своей полузабытой мечте — поехать в Россию, где у сибирских староверов хранится заветная книга Стовест. И увидев, что недоступная отроковица каждый день зазывает его в свои покои и слушает с интересом, очарованный, влюблённый Гарий однажды потерял всякую родовую бдительность и передал ей весь архив прадеда.