Запах цветущего кедра
Шрифт:
С этого всё и началось. Дуся изначально была склонна не только к разбою и терроризму; изучив архивы прадеда, она настолько увлеклась, что заставила Сорокина готовиться к поездке в Россию. Но в это время у отца случился второй инсульт, после которого он оказался прикованным к постели, и Гарию было невероятно стыдно признаваться себе, что он только и ждёт смерти отца, дабы продать лесопилку, дом и, пока капризная Дуся не передумала, уехать в Сибирь.
Родитель протянул ещё три месяца, но после его кончины толпой пошли заимодавцы, и выяснилось, что
Избавление от голышей пришло с неожиданной стороны. В самый критический час явился человек и сообщил, что в России его по-прежнему ждут и что от него требуется всего лишь желание продолжить дело своего прадеда Алфея. Всё остальное: расходы на дорогу, обустройство базы на Карагаче и финансирование поисков Книги Ветхих Царей — государство берёт на себя. В том числе и канадские долги по кредитам!
И в доказательство серьёзности намерений выдал российские паспорта и билеты на самолёт в один конец с определённой датой.
15
Луч светил несколько минут, словно давая возможность убедиться, что на затопленном острове нет живых людей, а лишь следы их пребывания на деревьях. В черёмуховом кусте между отростков было натянуто одеяло в виде гамака, на берёзах белые тряпки напоминали флаги капитуляции.
Рассохин отпустил амазонку, когда она перестала рваться, высвобождаясь из спальника, и почти затихла. Только дышала ещё со всхлипами, опять наплакавшись без слёз. И всё равно запаковал обратно в мешок, намотал цепь на талию и завязал несколько узлов — по сути, приковал.
— Не смей, — предупредил он и, запустив двигатель, выгнал лодку на чистое.
— Сон видела... — просипела она.
— Замолчи! — оборвал Стас. — Не каркай... Они могли переплыть на другой остров! Забраться на другие деревья!
Он говорил и сам не верил, ибо поблизости не было ни островов, ни подходящих деревьев. Единственным местом, где ещё можно хоть как-то зацепиться, была небольшая сора, темнеющая вдали. Лесной мусор стаскивало течением и набивало в плотный, угнетённый ивняк серой, невысокой полоской. Если там были деревья и брёвна, то продержаться на них ещё можно какое-то время, но не согреться, не обсушиться. И будь ты хоть трижды морж — сутки без огня, в мокрой одежде и на ледяном ветру не выдержать. А шли уже вторые.
Он повернул лодку к этой соре и вдруг сообразил, что если женщины потонули, то тела непременно прибьёт в этот же мусор, а показывать их сейчас амазонке смертельно.
Не доезжая до серой полосы, Рассохин круто повернул вдоль неё, вглядываясь в нагромождение мелкого хвороста, и ему показалось, что мелькнуло что-то зелёное, армейского защитного цвета. С первого раза он подъезжать не стал, заложил круг, описывая берёзовый островок с белыми тряпками.
— У вас палатки были? — спросил он, сбросив газ. — Спальные мешки?
— Были! — встрепенулась амазонка и попыталась встать. — Их унесло!
— Лежи!
Она послушалась, но не замолкла.
— Палатки унесло в первую ночь. Они надулись и поплыли вместе с кольями. И продукты унесло. А спальники взяли только для отроковиц. Их привязывали к деревьям. И сами привязывались. Сестёр тоже унесло — я сон видела!
— Никуда их не унесло! — уверенно заявил Стас. — Они ушли! Вброд.
— Но здесь же глубоко! Мне по грудь было!
— Вода спала, — он демонстративно измерил глубину, погружая весло до половины. — На Репнинской соре затор прорвало — и спала. Вот, смотри! Видишь, метр всего.
— Спала?
— Конечно! Спустились с деревьев и ушли.
— Куда?
— На материк! — сначала не глядя, махнул он рукой.
Потом сам посмотрел туда, где должен находиться материковый, боровой берег. Его не было видно, по карте напрямую — километра три разливов и плюс затопленные верховые болота с чахлой сосной. Всего около пяти — даже в гидрокостюме и со свежими силами не одолеть. Кедровник в два раза ближе.
— Что же я поплыла через старицу? Вот дура, на щепке...
— Почему Галицын оставил вас без лодки?
— У нас была лодка, — призналась амазонка, — резиновая... Но её не накачали, и она утонула. Никто не знал, что так быстро зальёт остров. Ночью проснулись — плаваем...
— Самого утоплю, гада, — не сдержался Стас.
Она не поняла, о ком речь, и продолжала:
— Нет, мы думали, в какую сторону мне плыть. И решили, что легче к лагерю и короче. Если вода спала, они ушли, конечно. Держаться — руки затекали. Мы привязывались, боялись заснуть. А берёзки тонкие: выше залезешь — гнутся.
Он не прерывал амазонку: уж лучше пусть выговорится, чем бьётся в истерике.
На втором круге он проехал ещё ближе к соре и, отвлёкшись, налетел на топляк. Мотор рыкнул и хоть не заглох, но лодка потеряла ход — сорвал шпонку на гребном винте. Запасные в лодке были, но пока Рассохин менял, парусящий на ветру «Прогресс» прибило к соре.
И тут Стас увидел то, что больше всего боялся увидеть, — округлившуюся спину человека в замусоренной воде. Синяя куртка из плащовки, руки разбросаны в стороны...
Вытаскивать утопленницу на глазах у амазонки было нельзя. Всё равно не поможешь: часом раньше, часом позже — покойному уже всё равно.
Рассохин запустил мотор и погнал к острову напрямую.
— Ты куда? — запоздало спохватилась она. — Надо ехать за ними!
— Поеду! — на ходу крикнул Рассохин. — Сейчас ты — лишний груз!
— Почему лишний?!
— Все же в лодку не влезут! Лучше возьму одного человека.
— А, ну да! — она вроде бы даже обрадовалась от его уверенности. — Я посижу на берегу. Буду встречать!