Запах серы

Тазиев Гарун

Костариканское правительство послало мне запрос сразу же после начала извержения, но я отклонил приглашение по двум причинам. Первая была несущественна — нехватка времени. Уж и не помню чем, но занят я был изрядно… Второй была почти полная уверенность, что я разочарую тех, что просил меня приехать и сказать, как долго еще продлится извержение, будет ли его интенсивность расти вплоть до катаклизма и какие защитные меры следует предпринять.

Я, как мог, противился настойчивости костариканского посла. Дошло до того, что он приехал ко мне и, не достигнув цели, пригрозил подать на меня в суд за неоказание помощи терпящему бедствие. Мне не удалось убедить его в своем невежестве, и расстались мы очень холодно.

Спустя год мне передали просьбу ООН принять новое приглашение Коста-Рики, обратившейся в самые высокие международные инстанции за экспертной помощью. Кстати, сам я давно горел желанием отправиться в эту страну и увидеть там извержение непривычной «окраски»: Коста-Рика входит в знаменитый Огненный пояс Тихого океана, чьи лавы (чаще всего андезитовые или дацитовые) намного более взрывные, нежели обычно встречаемые нами на вулканах. Профессиональная этика заставила меня отклонить первое предложение, но на сей раз я четко определил свои возможности, и меня нельзя было обвинить впоследствии в злоупотреблении доверием; раз они так настаивали, не стоило долее отказывать себе в удовольствии посетить эти места. Я только потребовал, чтобы моя группа была достаточно многочисленна, на случай если потребуются серьезные измерения. Вот почему мы поехали вшестером: химик Эльскенс, три молодых геофизика — Дусэн, Дюваль и Саваньяк — с портативной системой новейших сейсмографов и геолог Алегр. Я еще верил в вулкано-сейсмологию, поскольку все авторитеты вулканологии считали ее первостепенной дисциплиной, но уже начинал понимать, что одна она не могла много дать: слушать толчки вулкана, не имея возможности установить связь между ними и другими точно измеренными параметрами, то же самое, что судить о болезни исключительно по пульсу пациента…

К моменту нашего прибытия в Сан-Хосе, столицу Коста-Рики, извержение Ирасу длилось уже более года, и тонкий пепел падал на город легким серым снегом. Улицы беспрестанно подметались, еще чаще очищали крыши, которые могли обвалиться под слоем пыли в два с половиной раза тяжелее воды. В сельской местности эти городские неудобства оборачивались настоящим бедствием: сотни тысяч гектаров кофейных и банановых плантаций, пастбищ, кукурузных и пшеничных полей были уничтожены.

Я был на Ирасу с Пьером Бише восемью годами раньше. Тогда вулкан был абсолютно спокоен, мы не увидели там ни одной интересной фумаролы. Зато кратер был великолепен: вырытый в золотисто-сером туфе вертикальный центральный колодец заключал в себе озеро густого красного цвета. В 1964 году я ничего не нашел от прежнего пейзажа. Как обычно, извержение все переменило. Ведшая прямо к кратеру дорога сохранилась, но не полностью: с наветренной стороны она была засыпана лишь последних сотнях метров, что позволяло подойти близко к кратеру. После того как несколько человек были убиты бомбами, подъем на вулкан был официально запрещен. Но любопытные продолжали ходить на вершину, так как на самом деле это было не опаснее езды на автомобиле; ради любования вихрями темного дыма, постоянно теснящимися у выхода из пропасти, вполне стоило рискнуть. По этой причине недели не проходило без происшествий — на постоянный выброс газов неожиданно накладывались взрывы, выстреливавшие на сотни метров куски раскаленной лавы.

Чтобы иметь шанс дать властям мало-мальски достоверный прогноз, нам нужно было наблюдать за ходом извержения и измерять то, что поддавалось измерениям. К сожалению, наши тогдашние методы определения химической природы газов в данных условиях не годились: газы выходили со дна огромной воронки, недоступной даже для тех, кого смерть не берет. Среди нас таковых не было, а уж о химике это можно было сказать в последнюю очередь. Колодец был все время доверху заполнен на редкость плотными клубами дыма. Даже на губе кратера взять пробы было практически невозможно. А если бы нам и удалось замерить на этом уровне температуры, они не имели бы ни малейшего значения. Оставалась сейсмография. Данное извержение ясно показывало, почему сейсмология шла первой в списке оборудования и забот всех без исключения вулканологических обсерваторий мира: когда нет других способов добывания информации, а прямые физические и химические замеры связаны с немалыми трудностями и риском, то отыгрываются на сейсмографе, этом планетном стетоскопе.

Власти немедленно отреагировали на мою просьбу устроить в кратере убежище для безопасной круглосуточной работы. Отдельные бомбы весили больше тонны, а потому за 2 дня по нашим чертежам было сооружено нечто основательное и функциональное: бульдозер вскрыл траншею на краю кратера, гусеничный кран уложил в нее торец в торец три бетонные трубы размером 2x2 метра, плотники выложили в них из толстых досок пол и стены, а бульдозер завалил «бункер» слоем пепла в несколько метров. Теперь нам были не страшны ни бомбы, ни землетрясения!

Я определенно знал, что сейсмографы не ответят на вопрос правительства: как долго еще продлится все это и будет ли до окончания извержения какая-нибудь катастрофическая вспышка? Я нимало не скрывал нашу некомпетентность в этом плане. Но с точки зрения фундаментальных исследований данная сейсмологическая разведка могла оказаться весьма плодотворной.

Сейсмографы были помещены в забетонированные колодцы, устроенные вокруг нашего убежища-обсерватории, а передвижные сейсмографы, связанные с нашей центральной станцией по радио, должны были в течение двух недель разъезжать на «джипах» по окрестностям Ирасу. Будучи зарегистрированми, иногда разделенными десятками километров, толчок может сообщить ценные сведения о недрах района, о глубине очага, а то и о вызвавших его причинах.

Вскоре после приезда я убедился, что не смогу честно ответить на поставленные вопросы. Зато исчезли сомнения в том, что опасность угрожала довольно крупному населенному пункту у южного подножия вулкана. Он и назывался-то Картаго (почти Карфаген!). Опасность заключалась в грязевом потоке — лахаре. Наиболее грандиозные вулканические катастрофы (Везувий, Мон-Пеле, Кракатау, Лаки) привели к тому, что основными факторами разрушения стали считать взрывы или лавовые потоки. В общей же сложности грязевые лавины намного более губительны, нежели палящие тучи, взрывы и реки лавы, вместе взятые. Где 20 человек, где 5 тысяч, там несколько ферм, здесь группа деревушек… Так погибли Геркуланум (в древности) и Блитар (Ява, 1919 год).

Происхождение лахаров различно, но основой их неизменно является смесь воды с грунтом или вулканическим пеплом. Вода может выплеснуться из озера, находившегося в кратере до извержения, или пролиться необычайной силы дождем, иногда вызываемым пробуждением вулкана. Наконец, это может быть вода, образованная таянием снегов или ледников, укрывающих вершины некоторых огненных гор. Независимо от источника воды потоки грязи движутся очень быстро и сметают все на своем пути.

Лахар бесспорно угрожал 10 тысячам жителей Картаго. С началом сезона дождей, то есть самое позднее через 2–3 месяца, накопившиеся за сухой сезон вокруг кратера многометровые толщи пепла, особенно на западном и южном склонах, должны были пропитаться водой, а затем прийти в движение из-за обильных тропических ливней. Зародившись на высоте 3400 метров, потоки с нарастающей скоростью могли понести месиво из пепла, обломков скал и деревьев в окрестные долины. Построенный на берегах стремительной речки, чье глубокое ущелье открывалось как раз над ним, Картаго находился как раз на линии схода одного из будущих лахаров.

Нельзя было ни перенести город на другое место, ни предупредить лавины. Поэтому имелось одно активное решение и одно пассивное. Первое состояло в отводе лахара с помощью отражающей дамбы, поставленной под углом к направлению лахара, и канала, по которому он пошел бы мимо города; второе заключалось в эвакуации населения в нужный момент. Мы спустились в Сан-Хосе и изложили наши соображения президенту республики, премьер-министру, министру общественных работ и министру… вулканов. Среди последствий извержения Ирасу было и образование Министерства вулканов!

Нас внимательно выслушали, и после часовой технической дискуссии было условлено, что наши предложения начнут осуществляться. Имелось в виду помимо собственно строительных работ создать частично автоматизированную систему наблюдения близ вершины, там, откуда обычно обрушиваются лахары. Плюс к тому в кратчайшие сроки нужно было разработать план эвакуации горожан на возвышенные места и начать готовить их к организованному следованию к этим местам (в самом городе и его окрестностях) в любое время суток.