Запах страха. Коллекция ужаса

Матесон Ричард

Селкерк про себя оставил надежду покинуть Винсетт до утра. Сеть работоспособных маяков и работоспособных смотрителей, которую с таким трудом обустраивала Служба, могла подождать еще одну зимнюю ночь.

— Это случилось на следующий день. В полдень. Та буря была какой-то злой шуткой природы. А возможно, она вообще была не природным явлением. Разве может ветер такой силы не прогнать снег? Как будто снежная буря сомкнула челюсти на этих мальчиках — на моем мальчике — и не хотела их отпускать. Мужчины, которых не раздирали кашель и горячка, сделали еще пять попыток подплыть к ним на лодке, но не смогли отойти от берега и на пятнадцать футов. Лед в воздухе был похож на дождь из стрел. Вскоре после последней попытки, когда я готовила чай, разрывалась между больными и пыталась успокоить Льюиса, который лаял с самого рассвета, отец Чарли вскрикнул и бросился на берег. Никогда прежде я не видела такого света, мистер Селкерк, и не видела ничего подобного с тех пор. Ни снег, ни ветер не притихли, и тучи не поднялись. Но корабль показался снова, наши ребята теперь были не на палубе, а на снастях. Кэндаллы надели шапки и замотались в куртки. Они держались наверху, продев руки в лини. Чарли поднялся еще выше. Он согнулся и смотрел вниз на братьев или на палубу. Я надеялась, что они разговаривали или пели, делали хоть что-нибудь, чтобы не упасть духом и сохранить дыхание. Потому что корабль… Вам приходилось видеть зыбучие пески, мистер Селкерк? Это выглядело почти также. Это видение продлилось какую-то минуту или даже меньше. Но за это время корпус корабля погрузился в воду на фут. И это был единственный предмет, который

двигался.

— Не понимаю, — сказал Селкерк. — Там же был песчаный вал. Они ведь на него налетели, верно? Или на камни вокруг него. Почему они не могли просто спуститься?

Если бы после всего, что с ними случилось, они ступили в воду, они замерзли бы сразу. Им не оставалось ничего другого, кроме как цепляться за веревки. И они цеплялись. Оставшиеся здоровые мужчины подошли и встали за мной и отцом Чарли, чтобы посмотреть. Каким-то образом сам вид корабля воодушевил нас всех. Увидев наклонившуюся мачту, мы разозлились и снова преисполнились решимости. Один раз нам удалось к ним приблизиться, когда уже стемнело. Снег шел такой же сильный, но ветер немного утих. Наши уши так долго слышали ветер, что, мне кажется, мы даже не сразу поняли, что он унялся. Тех, которым досталось больше всего, отправили обратно в город на лошадях, и мы надеялись, что оставшиеся в Винсетте китобои смогут провести бриг в бухту, чтобы попытаться добраться до корабля Чарли со стороны моря, а не с земли, как только позволит погода. Мне все казалось, что я слышу новые звуки с моря, что я вижу верхушку мачты спасательного корабля. Но, разумеется, так рано он не мог там оказаться, да и, кроме снежной бури, мы все равно ничего не видели и не слышали. А потом, посреди очередного круга сумасшедшей бессмысленной беготни, отец Чарли поймал меня за руку и, развернув лицом к воде, сказал: «Стой. Слушай». И только тогда я наконец поняла, что не слышу ничего. Сладкая, прекрасная тишина. Мне сразу же подумалось, что теперь я смогу услышать Чарли и Кэндаллов. Прежде, чем кто-то успел меня остановить, я бросилась на берег, вбежала в ледяную воду, и мое платье тут же примерзло к ногам, но я не почувствовала этого, потому что уже замерзла так, что все мое тело онемело. Мы все там замерзали. Я начала кричать, звать мужа. Различить что-либо было невозможно из-за темноты и густого снега. Но я продолжала кричать, и все, кто был на берегу, замерли в ожидании ответа. Но мне никто не ответил. Если бы у меня под ногами не плескалась вода, я бы решила, что даже море потеряло голос. А потом…

Впервые голос миссис Маршант осекся. Селкерк с ужасом осознал, что завидует ей. В его жизни не было дня, даже часа, наполненного такими же сильными впечатлениями. Разве что за исключением тех кратких, пронизанных ледяным дождем мгновений с Амалией. Но и ночь отбрасывала куда более уродливую и темную тень.

Когда миссис Маршант продолжила, дрожь в ее голосе исчезла, словно она ее проглотила.

— То был последний раз, когда я слышала его настоящий голос, мистер Селкерк. Думаю, я уже тогда это понимала. А теперь, вспоминая об этом, я даже не уверена, что слышала его. Как я могла его услышать? Это был хрип, даже не шепот. Но это был голос Чарли. Я могу поклясться в этом несмотря ни на что, пусть даже он произнес всего одно слово: «Поторопись». Последние двое мужчин из Винсетта тоже услышали этот призыв. В следующую секунду они сели в лодку. Мы с отцом Чарли оттолкнули ее от берега, а они начали изо всех сил грести веслами навстречу волнам. Минуту, не больше, они оставались на одном месте, том самом, о которое последние тридцать шесть часов разбивались все наши попытки. Волны толкали их обратно, но потом они как будто выпрыгнули из ловушки. Внезапно оказавшись в открытой воде, они поплыли к песчаному валу. Мы были слишком обессилены, чтобы даже обрадоваться, но сердце колотилось у меня в груди так, что, я думала, оно разобьет ребра. Когда они отплыли от берега на двадцать футов, мы перестали их видеть. А они потом рассказывали, что им на лодке было видно только черноту, воду и снег, поэтому никто из нас не знает, как близко они на самом деле подобрались. Они были в море минут шесть, может, семь. И вдруг раздался грохот, как будто плотину прорвало. Ветер обрушился на нас с новой силой, и опять с неба полетел лед. Потом была секунда тишины, но никто из нас не принял ее за затишье. Вода просто поднялась в воздух. Понимаете, мистер Селкерк, огромная черная волна подняла спасательную лодку и вышвырнула ее обратно к берегу. Двух человек ударило о песок. К счастью, волна обрушилась почти на сам берег и каким-то чудом никто не утонул. Один сломал оба запястья, второму выбило зубы, и он сломал нос. Вода нахлынула на берег, окатила нас с головой и ушла обратно так же стремительно, как налетела.

Впервые Селкерк подумал о том, что рассказ, который он слышал, не совпадал с историей, рассказанной Амалией. И, что было еще удивительнее, версия Амалии была менее жестокой. По ее словам, никто и не пытался спасти моряков, поскольку сразу было понятно, что это невозможно. Не появлялось даже призрачной надежды. Корабль просто соскользнул с песчаного вала, и все утонули.

— Волны не поднимаются просто так, — сказал я.

Миссис Маршант слегка наклонила голову.

— Да? Мой отец, проведя в море полгода, возвращался домой и рассказывал разное. Он рассказывал о волнах, которые поднимались призраком ветра, дувшего два года назад в двух тысячах лиг оттуда, и с ревом поглощали все, что попадалось им на пути. В открытом океане это не такая уж редкость.

— Но здесь не открытый океан.

— Вы думаете, океан это знает? Думаете, для океана это имеет какое-то значение? Впрочем, я признаюсь: в ту минуту мне показалось, что море просто не хочет нас принимать. Наконец на мысе Роби осталось только два здоровых человека: отец Чарли и я. Снег со льдом все падал, и падал, и… Мы не говорили об этом. Мы разместили раненых гребцов на ковре у огня, как можно удобнее. Потом принялись стирать постельное белье и зажигать свечи. Я начала делать вот эту маленькую сестру… — Он тронула ногой кукольную монашку с белой повязкой, которая сидела, прислонившись к ее ноге. — Чтобы положить ее в гроб. Хотя все мы знали, что нам вряд ли удастся найти тела. Звуки той ночи… Боже, я до сих пор слышу, как снег и лед бьют по крыше. Как ветер завывает вокруг башни. Тогда я не могла думать ни о чем, кроме Чарли. Как он цепляется за веревки, надеясь еще встретиться со мной. Я знала, что до утра он не продержится. Примерно в два часа ночи отец Чарли заснул, привалившись к стене. Я пересадила его в кресло, а сама легла на пол рядом с ним. Наверное, я потратила столько сил, физических и душевных, что тоже заснула прямо у его ног, хоть и не хотела. А когда я проснулась…

«Кэндаллы», — подумал Селкерк, наблюдая за женщиной, которая замерла, поджав губы. Знал ли он их? Ему казалось, что он о них слышал. Впрочем, в то время центром его вселенной была Амалия. А потом он ушел в себя и уже ни о ком не задумывался.

— Когда я проснулась, светило солнце. Я не стала обдумывать то, что видела. Я не думала о том, что найду. Я не будила отца Чарли, но он с ревом бросился за мной, когда я выбегала из дома. Мы даже не знали, удержится ли наша лодка на воде, и все равно направились прямиком к ней. На песчаный вал я не смотрела. Вам это кажется странным? Я не хотела видеть, что нас ждет. Пока что. Я смотрела на дюны, и они сверкали, как золото, мистер Селкерк. Хоть они и были покрыты травой и водорослями, казалось, что они родились только что. Когда лодка упала на берег, на одной стороне по ее корпусу пошла трещина. Но отец Чарли посчитал, что она выдержит. В любом случае, у нас не было выбора. Это был наш последний шанс. Не говоря ни слова, мы потащили лодку к воде, которая была гладкой, как стекло, и даже почти не шевелилась. Отец Чарли не стал меня ждать, запрыгнул в лодку и взялся за весло, но, когда я ухватилась сзади за корпус, он позволил мне забраться в нее, все так же не произнося ни слова. А потом он начал грести что было сил. Еще несколько секунд я не поднимала головы. Мне хотелось молиться, но я не могла. Моя мать была католичкой, и мы работали на монашек, но изготовление кукол каким-то образом сделало в моих глазах и самого Бога

похожим на куклу. Я не могла веровать в то, что он принимает обличье, которое мы ему дали. Мне была нужна другая фигура, не та, которую я знала. Поэтому я закрыла глаза и прислушалась к крику чаек, которые носились вокруг в поисках мертвой рыбы. В голове не было ни одной мысли, кроме мысли о том, как сильно я хочу, чтобы Чарли вернулся. Наконец я подняла голову. Я не ахнула и не закричала. Наверное, я даже ничего не почувствовала. Во-первых, их оказалось только двое. Выше всех был Чарли. Он забрался почти на самую верхушку главной мачты, которая наклонилась так, что вершина ее находилась не выше двадцати пяти футов над водой. Даже несмотря на шапку, натянутую на самые уши, я поняла, что это он. «Он шевелится?» — спросил меня отец Чарли, и я поняла, что он тоже не может заставить себя на них смотреть. Мы подплыли ближе. А потом я все же вскрикнула, мистер Селкерк. Всего один раз. Потому что он шевелился. Или я подумала, что он шевелился. Он устраивался… Приспосабливался… Не знаю, как назвать. Он наматывал на руки и на ноги веревки, как ребенок, который пытается втиснуться в укромное место, когда ты приходишь за ним. Как будто он только что туда попал. Или то был ветер. Я до сих пор этого не знаю. Отец Чарли выругался и снова прорычал свой вопрос. Когда я не ответила, он повернулся. «Матерь Божья!» — услышала я. После этого он опустил голову и налег на весла. А я не сводила глаз с Чарли и с пустого голубого неба за ним. Я готова была смотреть куда угодно, только не ниже, где на той же мачте висел один из Кэндаллов. Он держался на лодыжках, мистер Селкерк. На одних только лодыжках. Бог знает, как он зацепился ими. Ветер сорвал с него одежду. Глаза и рот его были раскрыты. Он казался таким бледным, таким тонким, ничего общего с тем, каким он был в жизни. Все тело его покрывали страшные красные порезы, как будто ветер хотел вспороть его. Он был еще совсем мальчишкой, мистер Селкерк. Кончики его пальцев касались воды. Отец Чарли еще раздвинул веслом, и наша маленькая лодка наконец уткнулась в последний торчащий над водой кусок корпуса судна Кэндаллов. Его мачты скрипели у нас над головой, и мне показалось, что они могли в любую секунду обрушиться на нас. Отец Чарли попытался зацепиться веслом за дерево, чтобы подтянуть нас ближе, но в конце концов мы обогнули корабль и натолкнулись на песчаный вал. Я выпрыгнула из лодки следом за ним, подумав, что мне придется лезть на мачту. Ведь я была легче, и подо мной весь корабль не ушел бы окончательно под воду. Наш дом, наш маяк были так близко, что казалось, будто до них можно добраться вброд. Может, я и вправду дошла бы до них. Я посмотрела наверх, и на этот раз у меня не осталось никаких сомнений: Чарли действительно шевелился. Отец его тоже это увидел и начал кричать. Он кричал без слов, но я расставила руки и стала звать мужа: «Спускайся! Спускайся, любимый!» Я увидела, как руки его распутались, ноги выскользнули из веревок. От этого движения корабль немного просел. Если он хотя бы прикоснется к воде, подумала я, холод убьет его. Он замер, и его отец перестал кричать, я тоже замолчала. Он провисел без движения так долго, что я решила: он все же умер, услышав наши голоса напоследок. А потом, перебирая руками, мучительно медленно, как паук, крадущийся по паутине, он начал спускаться вниз головой по веревкам. Он добрался до тела несчастного Кэндалла и толкнул его бедром. Оно закачалось из стороны сторону. Чарли на него даже не посмотрел, он не замедлил движения и не отодвинулся. Он продолжал спускаться. Не помню, как долго он спускался. Оказавшись на палубе, он на какое-то время скрылся из виду. Мы уже начали думать, как забраться туда к нему, но он показался над бортом, перевесился и просто упал на песок у наших ног. Толчок от этого движения покачнул разбитый корабль, он соскользнул с песчаного вала в воду и пошел на дно, забрав с собой тело Кэндалла. Спуск отнял у Чарли последние силы. Глаза его были закрыты, дыхание почти замерло, и он не отвечал, когда мы стали тормошить его. Отец Чарли поднял его и положил в лодку. Я запрыгнула на нос спиной к берегу, и отец Чарли начал отчаянно грести. Я сидела по щиколотку в воде, держа на коленях голову мужа. Я растирала его щеки. Они были такие холодные. Невозможно холодные и застывшие, затвердевшие, как камень. Все свои мысли, всю свою внутреннюю энергию, все тепло, какое было во мне, я вложила в свои пальцы. Я ворковала над ним, как голубь. Отец Чарли сидел к нам спиной и работал веслами изо всех сил. Он не поворачивался и поэтому не…

Голос миссис Маршант снова задрожал. За грязными окнами, в серости, которая к этому времени уже окончательно превратилась в сумерки, Селкерк увидел тонкую полоску желто-красного света, прямо над горизонтом, похожую на щелочку между прикрытыми кошачьими веками. Завтра погода наладится, и он уедет, отправится домой. Может быть, теперь он останется там. Найдет женщину, которой не нужно платить за проведенное вместе время.

— Вы совершили очень мужественный поступок, миссис Маршант, — сказал он и, не успев осознать, что делает, скользнул вперед и взял ее холодную руку. Этим он хотел просто успокоить ее и удивился, когда сладкая печаль передалась ему через пальцы другого человека. Дьявольская улыбка чувства, если таковая существует. — Ваш муж был хорошим человеком. Вы уже отдали ему должное.

— Всего лишь мальчишка, — прошептала она.

— Значит, он был хорошим мальчишкой. И любил вас. Вы уже сполна почтили его память, и теперь настало время снова начать жить. Ради памяти о нем. Возвращайтесь в город. Я прослежу, чтобы вам досталось уютное теплое место. Если позволите, я сам заеду к вам, проверю, чтобы все было как положено.

Очень медленно, не отнимая пальцев, миссис Маршант подняла на него глаза. Губы ее открылись.

— Вы… глупец. Вы думаете… Но вы же говорили, что знаете мою историю.

В замешательстве Селкерк сжал ее ладонь.

— Теперь знаю.

— Думаете, я все эти годы живу здесь, отрезанная от всего мира, не видя ничего, кроме этих стен и моих монашек, сама как монашка, ради любви? Из-за горя?

Селкерк отпустил руку миссис Маршант, и та, вздрогнув, упала опавшим листком ей на колени.

— В этом нет ничего преступного. Но теперь…

— Я так и не смогла понять, как лодка перевернулась, — сказала она переменившимся, лишенным всякого выражения и распевных интонаций голосом, когда он запнулся и замолчал. — Все это время я вспоминала, как это произошло, секунда за секундой, но так и не поняла.

Не зная, что делать с руками, Селкерк наконец тоже опустил их на колени.

— Лодка перевернулась?

— Полный штиль. Никаких волн на этот раз. Мы были в двадцати ярдах от берега. Даже меньше. Мы могли выпрыгнуть из нее и идти пешком. Я продолжала ворковать. Все еще растирала щеки мужа, но уже поняла. И, думаю, отец Чарли тоже понял. Чарли умер еще до того, как мы положили его в лодку. Он не дышал. Не двигался. Не пошевелился ни разу за то время, пока мы молча плыли к берегу. Я повернулась к земле, чтобы увидеть, как далеко еще осталось. И в следующую секунду оказалась в воде. Если бы за лодку взялись три человека, при всем старании они не смогли бы перевернуть ее так быстро. Одно из весел ударило меня по голове. Не знаю, что меня оглушило, этот удар или холодная вода. Но тогда я ни о чем не могла думать. Упав в воду, я несколько секунд не понимала, где верх, а где низ, хотя там было всего три фута глубины. Потом я все же встала на ноги и побрела по дну к берегу. Весло рассекло мне кожу на голове, и кровь заливала мне глаза. О Чарли я не думала. Я не думала ни о чем, кроме того, что мне нужно выбраться из холодной воды, пока тело не перестало слушаться меня. Чувствуя, как в жилах начинает застывать кровь, я выбралась на берег и упала на песок. Вспомнив, где я и что делала, я повернулась. Лодка плыла по воде, как будто вовсе не переворачивалась. Весла были аккуратно сложены, как руки на груди. Вода вокруг совершенно спокойная. И нигде не видно ни мужа, ни его отца. Я чуть не рассмеялась. Это невозможно. Смешно. Жестоко. Я не кричала. Я ждала, скользя взглядом по воде, готовая броситься в море и спасти отца Чарли, как только увижу его. Но там не было ничего. Даже вода не шевелилась. Я села и уставилась на горизонт. Я не плакала. Я вполне могла замерзнуть насмерть там, на берегу, что стало бы достойным финалом всего произошедшего. Я даже начала расстегивать ворот платья, вспомнив, как братья Кэндаллы сбросили куртки в тот первый день. Этим я и занималась, когда из воды выполз Чарли.