Запах страха. Коллекция ужаса
Шрифт:
Любой мало-мальски умный человек давно попытался бы заплатить и убраться отсюда на одном из военно-транспортных «Геркулесов». Как фотожурналист и неотъемлемая часть империалистической пропагандистской машины я должен был бы первым стоять в очереди к аэропорту Таншоннят. Как только коммунисты доберутся сюда, они нацепят мою голову на шпиль президентского дворца быстрее, чем успеешь и глазом моргнуть.
Но в некотором смысле я ничем не отличаюсь от той несчастной женщины, покончившей с собой. Бывает, что все завязано не только на жизни и смерти. Иногда в это уравнение включаются вещи похуже. Я должен найти старика с разбитым сердцем, прежде чем прошлое
Первый раз Ван Димена я увидел в дальнем конце шатра, где на него падал беспокойный свет шипящей лампы и тени тропических бабочек. Помню, какой душной была ночь, как рубашка липла к спине, помню тошнотворный вкус страха, который постоянно чувствовался во рту. Тогда с этим приходилось жить, и для меня эти вещи до сих пор не менее реальны, чем все, что я знаю.
Было 7 января 1967 года, вечер перед началом операции «Сидар-Фолс». Никто из рядовых солдат не знал, что будет участвовать в нокаутирующем ударе по оплоту вьетконговцев, который был задуман для того, чтобы одним махом остановить коммунистов и стать трамплином к победе американцев. По крайней мере, такой был план.
О планах командования нашей группе почти ничего не было известно. Да никто о них и не задумывался. Мы видели себя этакими искателями приключений прошлого, получали дозу адреналина в любом месте, где было опасно. Если ветер приносил с собой запах напалма или «агента оранж», [32] этого было достаточно, чтобы мы схватили камеры. Нас было четверо, всем еще нет и тридцати, достаточно молодые, чтобы не понимать разницы между храбростью и глупостью. Чет был родом из какого-то пыльного городка в Аризоне. Ленивая речь, любовь к травке и небольшой заказец от «Лайф». Ален бросил снимать беспорядки на улицах Парижа ради того, что он считал «жизнью на краю» во Вьетнаме.
32
«Агент оранж» — название смеси дефолиантов и гербицидов синтетического происхождения. Применялся как химическое оружие американской армией во Вьетнаме в 1961–1971 гг. в рамках программы по уничтожению растительности в джунглях. (Примеч. ред.)
Потом были мы с Джастином, друзья детства, из одного дортуара второразрядной частной школы, о которой никто слыхом не слыхивал. Оба — дети слишком богатых родителей, оба лишены необходимости зарабатывать на кусок хлеба. Британцы за границей, наделенные имперской заносчивостью, которую ни один из нас не осознавал. Джастин был дерзок и без стеснения пользовался своими аристократическими связями, которые, казалось, находились повсюду, как бы далеко от дома он ни уезжал. Я был потише и поспокойнее. Ослепленные своей молодостью, своим происхождением и работой, мы полагали, что ничто не может с нами случиться.
В ту ночь мы покурили травки, выпили немного бурбона, поговорили о том, куда подадимся, когда эта заваруха закончится. На Ближний Восток, возможно. Там всегда что-то происходит. Или в Африку. Этот паровой котел готов в любую минуту взорваться.
Гул приближающегося вертолета, летящего низко над самыми деревьями, отвлек нас от спора. Мы стеклянными глазами наблюдали за тем, как он приземлился в лагере и как вокруг него тут же поднялась волна активности: группа солдат, чистых, не потных, не измазанных
— Что-то происходит, — сказал Ален.
— Что скажешь, Уилл? — спросил меня Джастин. — Мы не слишком накурились, чтобы сползать туда, узнать, не сам ли президент решил нанести нам тайный визит?
— Ползи сам. Я тебе не лакей. — Я, конечно, не мог сдержаться, чтобы не вставить что-то поперек, но мы оба знали, что это буду я. Я был гораздо любопытнее остальных, и все этим постоянно пользовались.
— Президент, — задумчиво произнес Чет. — Да, это была бы неплохая фотография. Хотя, может… Может, это Энн-Маргарет… — Он мечтательно замолчал.
— Так что, будем это делать или нет? — сказал я, пока они не отвлеклись окончательно.
Чертыхаясь, они заняли сидячее положение. Ален подпер плечом Чета. Я отобрал у Джастина косячок, который он начал скручивать, и проверил фотоаппарат. Через видоискатель они выглядели как кучка идиотов на вылазке. Я поставил фотоаппарат на таймер и подсел к ним. Мир исчез в последовавшей ослепительной вспышке.
Через несколько минут я вышел из-под тента, прошел мимо вонючих отхожих мест, обогнул палатку, в которой «Лав» пели про «Семь и семь», [33] и наконец оказался у наблюдательного поста, где офицеры возились с картами, пили пиво, вспоминали о своей жизни до того, как попали во Вьетнам и из людей превратились в других существ.
33
«Seven And Seven Is» — песня группы «Лав».
Отряд охраны в безупречно чистых формах куда-то пропал, и сквозь полы шатра я увидел трех офицеров, двух человек в штатском (из военной разведки, догадался я) и копну седых волос. Красовалась она на голове мужчины с лицом статуи с острова Пасхи: непроницаемым, загадочным, отчужденным. Ему, вероятно, было за семьдесят, но он не выглядел хилым. В нем чувствовалась значимость, некий вес, из-за которого все вокруг казались всего лишь его спутниками. На носу его сидели маленькие проволочные очки, в которых отражался вспышками свет, пока он рассматривал разложенную на самодельном столе карту.
— Где конкретно? — Голос его звучал по-европейски четко, что было необычно слышать после привычной расслабленной и многословной речи.
Один из разведчиков наклонился и постучал по карте.
— По данным разведки — здесь. Что бы там ни произошло, они напуганы.
— И вы уверены, что мое присутствие оправдано? — Седовласый не отрывал взгляда от карты.
— Совершенно уверен, профессор Ван Димен. Если донесения, которые мы получаем, хотя бы отчасти верны, вы, наверное, единственный, кто может помочь, — ответил разведчик.
— После того как вы консультировали государственный департамент по тому сан-францисскому делу, Пентагон говорит, что лучше вас специалиста не найти, — сказал генерал, которого я никогда раньше не видел.
— Вы же знаете, насколько серьезная сложилась ситуация, — продолжил разведчик. — Если все развалится здесь, весь мир будет следующим. Мы обязаны проявить инициативу и сделать все, что в наших силах. Оправданы любые меры.
Ван Димен медленно кивнул. Наконец он поднял взгляд на обращенные к нему лица.