Записки артиста
Шрифт:
Увы! Доронин многого не сыграл. И это не его потери, а наши общие. Самая большая из них – царь Федор. Уверен, что, сыграй Доронин Федора, это было бы крупнейшее событие в истории русского театра. Говорю это совсем не в упрек тем, кто играл эту роль. Доронин был рожден для нее. Весь облик его, склад ума, манера поведения, выразившие гармонию национального характера, в сочетании с образом трагедии А. К. Толстого не могли не стать значительным художественным явлением.
Да, имя Виталия Дмитриевича Доронина рождает много радостных и тревожных мыслей. Одна из самых тревожных – вынужденные, изнуряющие простои больших талантливых артистов. Артисты могут годами «работать» в театре и
Виталий Дмитриевич думал о людях, люди о нем думали меньше. Он, повторяю, сыграл ролей меньше, чем мог, чем хотел. И страдал из-за этого, страдал незаметно. Но страдал как добрый человек, никого не виня в невнимании к нему. Он был истинным талантом, а потому явлением, раздражавшим многих. Завистливая серятина, как саранча, – не слабое сообщество. Оно способно сдержать потенциальные возможности таланта, не понимая того, что, чем больше энергии «саранча» тратит на ограничение таланта, тем большую любовь и уважение к нему порождает.
Любовь людей Доронин и заслужил, и выстрадал!
Каждый раз, вспоминая Виталия Доронина, говоря о нем или пытаясь написать о нем, я невольно вспоминаю полюбившиеся мне слова французского этнографа Клода Строса: «Мир дороже жизни, жизнь дороже человека, уважение к другим дороже любви к себе».
Никита Владимирович Подгорный
– Никита Владимирович, сколько вам годков сегодня стукнуло?
– Тридцать семь! Боюсь, все мои внутренние органы будут… арестованы!
Бывшее поместье А. Н. Островского Щелыково. Давно-давно Щелыково – это дача для отдыха артистов Малого театра.
Никитушка совсем маленький… Общение с такими мастерами театра, как Пров Михайлович Садовский, Анна Владимировна Дурова-Садовская, Николай Николаевич Далматов, Иван Иванович Лагутин, Аркадий Иванович Смирнов, и с многими другими – потихонечку укрепляло все гуманное, все, так сказать, «породистое», что было заложено в будущего замечательного артиста его интеллигентными родителями…
Со временем Щелыково переродилось в Дом отдыха ВТО (Всероссийского театрального общества). Никита подрос, стал настоящим щелыковцем, ежегодно проводил весь отпускной период – два месяца! – только здесь, в Щелыкове! Он стал своим среди местных и живущих в соседних деревнях, стал настоящим грибником-академиком со своими секретными местами обильного произрастания разных высококлассных грибов – белых, рыжиков, подосиновиков, подберезовиков… В сезоны жестокого грибного неурожая, когда все «отдыханцы», да и подчас местные жители возвращались из лесу с пустыми корзинками, наш герой появлялся на территории Дома отдыха с корзинищей, доверху наполненной отборными лесными красавцами, и вызывал не очень хорошо замаскированную «ахами» да «охами» и разного рода комплиментами с натянутой улыбкой зависть. Рано-рано утром многие тайком следовали по следам счастливчика, но он прекрасно это знал или предполагал и поэтому, войдя в лес, ловко исчезал неизвестно куда и когда… И, конечно же (он сам мне рассказывал), быстро переходил в другие места, часто находившиеся довольно далеко от тех, где он отрывался от преследователей и неизменно оставлял их с носом, да еще с сыроежками, валуями и мухоморами…
Часть своих грибов он отдавал жарить на кухню и всех угощал, часть раздавал грибникам-неудачникам, часть сушил впрок – «для гостей», как он говорил, и для дома: мама и жена – большие любители лакомых блюд из грибов. Самое неожиданное, невероятное, уму непостижимое и необъяснимое в этой грибной эпопее можно было услышать из его уст:
– Я грибов не ем!
Репетиции за столом… В течение трех-четырех часов от Подгорного к Веснику и наоборот беспрерывно снует лист бумаги… К концу репетиции непременно готова «поэма» в стихах, посвященная тому или иному артисту, или просто сатирическая, лирическая, трагическая стихотворная «поэма», не лишенная скабрезностей и даже неприличных выражений…
Какое же удовольствие доставляло это «творчество» авторам! Неописуемое! Да и другим, прощавшим нам плохие стихи и нарушение этических норм поведения на репетициях!
Никита Владимирович Подгорный, заслуженный, а вскоре и народный артист РСФСР, всегда подтянутый, в хорошо сшитом костюме, с манерами мужчины европейского «колера», с прекрасно развитым чувством юмора высокого качества, что свидетельствовало о наличии адекватного интеллекта, который всегда чувствовался в его актерских созданиях и в кино, и в театре – он, естественно, производил впечатление уверенного в себе, несколько избалованного интеллигента, что не соответствовало истинному содержанию его сложной натуры…
Никита был чрезвычайно интересным собеседником, решительно уходившим от банальных или просто малосодержательных разговоров. Круг его знаний, его начитанность легко было бы представить себе даже тем, кому не удавалось близко общаться с ним, но хоть мельком взглянувшим на его домашнюю библиотеку!
На людях он был чрезвычайно простым, доступным, демократичным, тактичным, всегда «звучал мажорно», много острил, не чуждался богемных компаний, никогда ханжески не отказывался от застолий, но… допускал в душу и сердце очень и очень немногих, и, конечно же, только имевшим туда «пропуск» открывались многие неожиданные нюансы его очень сложной натуры и столь же сложного внутреннего мира…
Очень послушный на репетициях, он иной раз производил впечатление беспомощного артиста, которому все надо было подсказывать, показывать, но… как только он «овладевал» ролью, как только появлялась внутренняя свобода, а за ней и мышечная, проявлялись его буквально буйные фантазия и импровизация, наслаждение от сценического действия; светились озорные глаза и всегда, во всех ролях проявлялся свойственный ему высокий интеллект.
Партнером он был великолепным… В моей артистической практике – одним из лучших, наряду с Еленой Николаевной Гоголевой, Михаилом Ивановичем Царевым, Михаилом Ивановичем Жаровым, Ольгой Александровной Аросевой, Анатолием Дмитриевичем Папановым, Евгением Валериановичем Самойловым, Юрием Мефодиевичем Соломиным и немногими другими талантливыми актерами…
С Никитой Подгорным нас объединяло многое: категорическое неприятие идеологии советских коммунистов, практически исковеркавших интересные теоретические рассуждения и мечты Маркса и Энгельса; ощущение пагубности повсеместной лжи и несправедливости, рожденных в процессе советских «опытов», бойкот чуть ли не насильно навязываемых политзанятий – всегда тенденциозных, исключавших процесс рассуждений, сомнений в головах их посещавших. Объединяли нас и некоторая независимость и эмансипация в поведении, размышлениях, в выборе кумиров, оценках класса режиссуры, актерского мастерства, а также и то, что мы не гнушались посвящать некоторое время застольям, не теряя способности решительных шагов в сторону столь же решительных отказов от лишних соблазнов сесть за стол!