Записки кельды 2
Шрифт:
Слава богам, хоть реку не попыталась переплыть, а то с неё станется! Да и вряд ли с той стороны будут ломиться звери — там такое течение, мама не горюй. Так что мы сейчас живём вроде как на такой безопасной арбузной дольке.
Путём упорных расспросов (и вливаний энергии, когда я поняла, что она реально засыпает) я выяснила, что тут вокруг острова она везде поналепила ещё и каких-то усиленных меток. Посмотрим, расслабляться всё равно нельзя…
СУББОТНИЕ ВСТРЕЧИ
Каждую субботу (время «консультаций», как вы помните, мы перенесли, и оно стало ещё более удобным для любопытных) мы, как и обещали,
Вопросов в блоге было много, просто вал. Но большая часть — повторяющихся, поэтому, несколько раз записав ответы, мы подуспокоились и детально беседовали уже с конкретными желающими на переезд. Кто-то, узнав, что у нас уже вовсю приближается зима, собирался прийти весной. До весны-то той — по староземскому времени всего-то месяц с хвостиком! Кто-то успевал улаживать староземские дела с прицелом на основательное переселение и о датах пока не загадывал.
Да и вообще, это у нас тут столько уже всего напроисходило, а на Старой Земле от открытия порталов едва ли месяц миновал. Многие только-только свыклись с мыслью о новом мире. А некоторые так и не осознали*. Кому-то и вовсе не до того было. Отпуска, дачи, офисные авралы и всякое прочее. Жизни же у каждого свои.
*Всего масштаба трагедии, ха…
ПРО ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ
Ещё одна важная сторона нашей жизни, как на мой взгляд — наипервейшая после выживания — взаимоотношения… м-м-м… личного характера.
В первое же лето начали завязываться первые романы. И не все они были, как это сказать… такого вида, как это было принято на Старой Земле.
Я сейчас попробую объяснить.
Сперва некоторые товарищи (преимущественно дамы изначально немолодого возраста) пытались «не допустить разврат». Но Вова (то есть, барон) решительно их затормозил и вынес вопрос на всеобщее обсуждение. Обсуждали мы долго. В смысле — несколько вечеров. Даже, я бы сказала, — много вечеров. Первый (он же основной) аргумент барона был: этот мир другой. И мы в нём другие. Не каждый, может быть, готов поклясться в вечной любви. А если она угаснет — что? Терпеть несколько столетий? А по-честному ли это? А если — ну, предположим — ещё чувства?
Хорошо, бог с ними, с чувствами. А если вот обстоятельства? Допустим, двадцать женщин на трёх мужчин. Или наоборот. Что? Делать чопорное лицо и тайком, по углам прятаться? Да нахер такое счастье надо! Тем более что все молоды и прекрасны, у всех играет гормон и всё такое.
Я, к слову, вспомнила историю про Любашин остров. Есть такой на Ангаре. А назван он был в честь погибшей Любаши, которая (внимание!) пришла в Сибирь с отрядом казаков в качестве жены. Не девки-потаскухи, а именно жены. Просто всехней. Ну, сложно у них было с женщинами, согласными отправиться в новые неизведанные земли.
Потом мы на время прервали заседания дискуссионного клуба и всех отправили читать Хайнлайновскую «Луна жёстко стелет». Очень уж там хорошо описаны вопросы построения семейных отношений в отличающихся от земных сообществах.
Потом все думали.
И в итоге мы договорились вот о чём: можно иметь привычную семью (муж +
Вопрос только, что от этого обычно бывают дети — и дети должны быть защищены. Ладно, пока мы тут живём колхозом, а вот на будущее — любые долговременные отношения должны быть оформлены, а женщина, забеременевшая от временного друга, имеет право рассчитывать на его помощь и поддержку в воспитании ребёнка. Не готов — дрочи, извините.
А вот чего нельзя — нельзя принуждать ни к соитию, ни к сожительству. Насилие мы не одобряли никак. Категорически и единогласно была осуждена педофилия, а возраст «согласия» установлен на планке пятнадцать лет. На это счёт тоже были некоторые сомнения (мол — рано), но Вова (в узком кругу «взрослых») сказал: «Вы им мозги не компостируйте. Посмотрите на девок-то: вот им по пятнадцать лет. Там и сиськи, и жопа, фигура женская, сформированная. По-вашему, они сидеть будут, смотреть, как их подружки с парнями встречаются — ждать вашего разрешения?» Люди посмотрели и согласились. Пятнадцать — так пятнадцать.
А ещё у нас было нельзя рекламировать всякие ЛГБТ-идеи. И детей усыновлять таким товарищам тоже было нельзя. Это мы прямо вписали в наш не очень большой пока свод законов. Не можете иначе — хрен с вами, живите себе по-тихой, как умеете. Но за пропаганду и агитацию — мгновенное выселение за пределы зоны наших интересов. Как говорится: прощай, наша встреча была ошибкой. Даже рабов на наших землях нельзя было принуждать к противоестественному соитию. И закон о педофилии на рабское состояние тоже действовал. В этом отношении всё было жёстко.
Ну и вот. Казалось бы — весь день впахиваем, потом ещё тренировка, какое там встречание… Однако же вы забываете, что приказ кельды (то есть меня) о ежевечернем восстановлении сил и проверке на всякие болести и травмы никто не отменял.
А после целебного сеанса у людей внезапно находились силы и на песни-пляски-купания, и на нежные встречи — благо, теплынь благоприятствовала.
Ну вот, народ и начал встречаться.
В один из дней, подходя к кухне, я услышала разговор между Магдой и Валентиной. Представляя картинку, учтите, что обе этих почтенных женщины давным-давно помолодели и смотрелись двадцатилетними девчонками. И вот теперь они хихикали, а Валя подначивала Магду, что глянь, мол, какие Илья-то тебе знаки внимания делает. Магдалена смеялась и сердилась одновременно. И тут припёрлась я и поинтересовалась: обо что спорим?
Валентина заталкивала противень в духовку, и голос её от этого звучал немного глухо:
— Да вот, появился у Магды ухажёр.
— Валя! — взвилась та.
— Ну что? Красиво ухаживает, — повариха незло посмеивалась, — цветы носит, песни под гитару поёт, всё прогуляться приглашает, а Магда чёт стесняется…
— Оля! Скажи ты хоть ей! — Магдалена покраснела. — Я ведь бабка уже! Это, в конце концов, неприлично!
— И что? — спросила Валентина. — В гроб лечь да помереть?
Чисто дети малые. Я перебрала в голове возможные аргументы.