Записки маленького человека эпохи больших свершений (сборник)

Носик Борис Михайлович

Ночь в горах

Я, ночью горной разволнован, Брожу в теснине у реки, И сердца стук длинноволновый Все рвется вдаль из-под руки. О эти горные изломы, О эти лунные моря! Тоской полночного знакомой Они томят меня зазря. И каждой ночью, как впервые, Я сердце слушаю свое — Его упреки болевые И ледяное забытье. Но все я жажду убедиться, И ожиданья одурь пью — Жду, что вот-вот должно явиться Что мне недодано в раю. О эти горные изломы! О эти лунные моря! Тоской полночного знакомой Они томят меня зазря.

Закат в горах

Поблекли горы, гаснет дня краса, Приблудный пес вернулся в дом с охоты: Моей полулюбви, полузаботы, Как видно, недостало и на пса… Я с облегченьем скину этот груз, Как сбросил на пути другие путы. С чем до последней дотяну минуты? С кем у последней росстани прощусь? Кому оставлю память о себе, О темной коже, шелковой на ощупь, О подвигах добра, чего попроще, О зле, что причинил не по злобе, Романов кучу, ворохи бумаг Да недотрогу, сладостного сына… Идет к концу вторая половина, К финалу мы спешим на всех парах.

Письмо четвертое

И. О.

Не придавай значения письму — Его навеет грустная минута, Когда захочешь верить почему-то Томлению, мгновению — всему, — Не придавай значения письму. Не придавай значения словам, Произнесенным шепотом, в истоме, В восторге, на исходе, на изломе, В тот редкий миг, что двум дарован нам, — Не придавай значения словам. Не придавай значения концу, Он дан тебе для нового начала, Чтоб ты восторг от муки отличала, Ведь грусть тебе внезапная к лицу — Не придавай значения концу. Но в тишине прислушайся к душе. Обретшие ее да возгордятся: Какие в ней решения родятся, В нездешнем этом хрупком шалаше, — Ты в тишине прислушайся к душе.

Когда я уйду

Б. Ч.

А когда я уйду — вероятно, теперь уже скоро — И неслышно ко мне подкрадется назначенный срок, — Я оставлю тебе по наследству растрепанный ворох Всех надежд неоправданных и непрочитанных строк. Будут там — все найдешь — наша грусть и мужская беспечность, Будут первых бесед и знакомства лихая пора, Мимолетная боль и грозящая нам бесконечность, И томительность сладкая Ялты, и белая наша гора. Будет там и предчувствие той неизбежной разлуки, Что на смену придет череде наших малых разлук, Будут старых напевов и песен несозданных звуки, Будет слово старинное, слово невнятное — друг. И в осеннюю ночь черноморским дождем растревожен, Ты гитару возьмешь, ты коснешься уснувшей строки И увидишь, что наш разговор, как и прежде, возможен, Что и в разных мирах наши души, как прежде, близки.

Новый счет

Хочу, любви не вымогая, Прожить хотя бы полчаса. Хочу, себя превозмогая, Уйти в безлюдные леса. Еще хочу, остановясь, На годы эти оглянуться И, уловив событий связь, Отчаяньем не захлебнуться, А в драном вретище до пят, Через года таща вериги, Перечитать сто раз подряд Молитвы старые и книги, Чтоб добрых дел незримый счет Начаться мог в бору сосновом, А с дальним полем небосвод Сойтись и примириться снова.

Петербургские квартиры

Здесь жили вы, здесь я живу, В заплатах плит мемориальных, На этих улицах печальных… Как знать, во сне иль наяву? Здесь жили вы, кого люблю, С кем я в сношенье непостельном, В общенье грубо неподдельном… Вход к вам в квартиры по рублю. Вы все ушли, я ухожу От кущ зеленых благодатных, От строк и звуков богоданных — Иду к другому рубежу. Как дивно на живой крови Сюжет замешан этой драмы… Деревья, скверы, листья, травы — Все шепчет мне: «Еще живи!»

Ах, осень…

Ах, осень — оловянная беда, Как небо над горами нынче хмуро, И дней неразличимых череда Влачится безнадежно и понуро. Ах, осень — ты проклятье для труда. Сажусь за стол, и вязнут ноги в глине, И убегаю в дождик, в никуда, Вдруг оборвав строку на середине. Ах, осень — обнищание дерев, В пустом саду лишь стук тупой капели, Как будто, ветра жалобы презрев, Долины зелень горы оскопили. Ах, осень — оскудение тепла, Под вязью свитеров иззябло тело, И радость златолистая ушла, И все вокруг так грустно опустело. Ах, осень — угасание мечты. Суля попеременно то да это, Среди разъездов, встреч и суеты Зазря прошло стремительное лето. Ах, осень — жизни грустная пора: Я, как медведь на ледяном торосе, Гляжу в свое веселое вчера, А в сердце осень и в природе осень. Ах, осень, что за охлажденье чувств: В родную даль гляжу без ожиданья, Не тщусь, не вожделею, не мечусь, Не прихожу на прежние свиданья. Ах, осень — ты предвестие конца: Конец игре, труду и словопренью. Я в предвкушенье близкого конца Молюсь, и плачу, и учусь смиренью. Ах, осень — осознания рубеж: Коли не здесь, то где, в какой же дали Ты все простишь, все наконец поймешь, Небесной научившися печали.

День стиха

Сегодня день стиха, Был ветер как волна, Он ночью так вздыхал, Что плавала стена. И вот пора вставать — Щека уже суха. Мне б завтрак затевать, Да ладно… День стиха. Гляжу в маханье крон — В иглистые меха. Да будешь ты продлен, Блаженный день стиха. Я лягу на траву, Лицом в подушку мха. Я молча проживу Свой долгий день стиха. Плыву, но не гребу, Водою стала плоть. Ты к своему рабу Будь милосерд, Господь!

Пансионат «Клязьма»

У стеклянных отелей Березы в снегу, Заневестились белые На крутом берегу. Я люблю понедельники, Межсезонье и тишь, Низкорослые ельники, Перестук моих лыж. Здесь лыжни бестолковые Портят снега холсты, Елей в небо суровые Указуют персты. Я люблю понедельники, Межсезонье и тишь, Низкорослые ельники, Перестук своих лыж, Эти кельи прозрачные, Пересохший поток, Дни, на что-то истраченные, Непонятно, на что.

Десять лыжных лет

Мы в феврале справляем десять лет, Как новый свет, открыл я ваш подарок. Февраль был так же горестен и жарок На этой самой белой из планет. Мы лучше были. Господу хвала, Мы и сейчас еще таскаем ноги, Поем, шумим, не будьте слишком строги, Не покидайте нашего стола. Взгляните лучше: за окном метель, Лавины сходят, фюреры болбочут, Но может, нам покуда бой отсрочат, Чтоб забрались мы в теплую постель. Снега над нами, будьте же легки, Как были вы, ошую, одесную. Я славу эту жертвую земную За два прикосновения руки.