Записки наводчика СУ-76. Освободители Польши
Шрифт:
Откуда-то появились наши солдаты, которых я раньше не видел. Видимо, были где-то здесь рядом. Они бросились тушить горевшие машины, выбрасывали на снег вещи из кузовов и забрасывали какие-то тлеющие тюки. Пленные немцы под охраной двух бойцов, выстроенные вдоль ограды, смотрели на все в недоумении, вероятно, еще не успели толком понять, что произошло.
С тыльной стороны подъехал бронетранспортер. Из него начали выпрыгивать на дорогу наши разведчики. Среди них я узнал Ивана Кислого, мы с ним уже встречались на Наревском плацдарме, и с тех пор я его не видел. Я еще подумал, что надо с ним поговорить, как только немного все успокоится. Пленных передали им, а их оказалось 18 человек. Это не считая раненых, которых еще не приобщили к общей группе. Командир заметил комбата
Я видел, как он ему докладывал о происшедшем бое. Приходько пожал его руку, видимо, поблагодарил, и похлопал по плечу. Понемногу начало все успокаиваться. Но мы с заряжающим продолжали находиться в машине и наблюдать. Но уже не верилось, что немцы посмеют снова здесь сунуться, ведь это будет глупо. В то же время до утра было еще много времени и всякое бывает. Подумают, что мы успокоились, и рванут снова. Ведь мы иногда такие хитрости устраивали. Помню, на плацдарме у Нарева пошла наша разведка и напоролась на немецкую. Завязался бой, понесли мы потери и стали думать: как быть? Теперь немцы насторожились и уж не пролезть. Однако наши разведчики через пару часов повторили поиск на этом же месте, и не впустую. Потому что сделали правильный ход. Поэтому мы, помня такое дело, ни минуты не ослабили своего внимания.
Но все же я посоветовал Ивану разрядить пушку, а то вдруг нечаянно нажмешь на рычаг и беды на свою голову наживешь.
Уже потушили горевшие машины, начали растаскивать уцелевшие. Некоторые выруливали на обочину и своим ходом отгонялись в сторону поселка. Командир вернулся к машине, передал благодарность комбата. Впервые за все это время мы спокойно сели на броню и закурили. На душе было спокойно.
Сколько же прошло времени с момента начала боя? Оказалось, что час с небольшим. Да, время в бою измеряется разными величинами. Бывает, что оно тянется вечностью, а бывает, что пробегает мгновенно. Мне показалось, что в этот раз время тянулось долго. Это, вероятно, потому, что мы мучительно ожидали и терялись в догадках, не могли предположить, как все обернется. А теперь, когда все уже позади, на душе стало легче, как отмякло все, наступило расслабление и почему-то захотелось поспать.
Командир смотрел на нас с Иваном с отцовской заботой, и, когда мы, привалившись к броневому колпаку противооткатных устройств, начали дремать, он не сказал ни слова, только как-то особенно ласково произнес: «Вздремните, ребята, а я посижу рядом». И мы «вздремнули», почти до рассвета.
Среди личного состава нашего самоходно-артиллерийского дивизиона было много моих сверстников. Мы все пришли на пополнение еще на Украине. Нас, молодых солдат и сержантов, после обучения в полковой школе бывалые и умудренные боевым опытом воины приняли в свою среду очень хорошо. Я ни разу не ощутил пренебрежительного отношения ни к себе, ни к таким, как я. Такое отношение к нам только поднимало их авторитет, и мы с уважением смотрели на старых солдат, на их гимнастерки, на которых гордо горели ордена и медали. Мы старались им подражать, учились у них всему хорошему. Для меня таким примером был Саша Верхоланцев – наш комсомольский вожак. По его рекомендации я стал готовить себя для вступления в партию.
Таким же хорошим и задушевным товарищем был Николай Иванов, здоровенный парень, коренной сибиряк. Жаль, что погиб после боев под Торунью. Много таких, как я, уже никогда не вернутся к своим родным, они навсегда остались лежать на дорогах войны. Среди пополнения 1944 года вместе с нами пришли в дивизион и бывалые ребята, которым военная судьба уготовила послужить теперь в самоходчиках. Такими были Алеша Ларченков, который после госпиталя учился вместе с нами в полковой школе, Илья Федосеев и другие ребята. Они уже хлебнули боевой жизни. Им приходилось отступать в трудное для нашей страны время. А теперь они познали радость наших побед. Навсегда запомнились мне мои боевые товарищи Валентин Моисеев, Василий Ченышев, Семен Поздняков, Коля Воронков. Мы были одногодки. Для всех мы были молодыми воинами, и никто нас никогда не называл по отчеству. Нас редко называли даже по фамилии, чаще просто по имени. Но таких, как наш механик-водитель Николай
Мы почему-то любили Степана Михайловича Сазонова. Вероятно, по той причине, что он никогда не унывал. Он постоянно был в веселом настроении. Он умел увлекательно рассказывать о море. До войны он был торговым моряком и за годы странствий по морям и океанам повидал немало. Интересный и очень начитанный человек. У него всегда были шутки к месту, а самое ценное в этих шутках – они были умными. Понапрасну он не шутил. Он умел выбрать момент, чтобы разрядить обстановку, когда вдруг становится невмоготу. Он знал много стихов, которые умел читать в лицах. Мне он нравился своей рассудительностью. Он жил по пословице «семь раз примерь – один раз отрежь». Ему было давно за сорок, но этого не чувствовалось, когда с ним общались мы, восемнадцатилетние мальчишки. Мы сами тянулись к нему.
Вот в таком солдатском коллективе мы мужали и постигали смысл жизни. Это помогало нам быть такими, как это требовала наша фронтовая жизнь. Вместе с бывалыми солдатами мы составляли один боевой организм. Мы учились у старших военному мастерству, а они учились у нас нашему молодому задору, одним словом, мы дополняли друг друга, и это было здорово.
До рассвета осталось совсем немного, около часа. Командир поднял нас, как только пришел связной от комбата с приказом сняться с огневой позиции и выехать на окраину поселка, где будет поставлена дальнейшая задача. Там вытягивалась колонна батареи. Загудел мотор, и мы выскочили из-за ограды на полотно дороги. Развернувшись влево, остановились. Ребята из нашего десанта уже стояли на обочине. Быстро вскочив на броню, расположились возле пушки, и мы помчались на указанное нам место. Вишневский что-то рассказывал ребятам на украинском языке, они смеялись. Мне не было слышно, о чем он там шутил, но, глядя на их веселые лица, и мне стало весело.
Минувшая ночь принесла душевное удовлетворение всем. Другие самоходки уже были в колонне, мы пристроились сзади, но командир приказал занять свое место, и мы выполнили его приказ. Колонна двинулась, как только командиры машин после небольшого совещания разбежались по местам. Наш маршрут лежал в город Хойнице. Там шли бои за овладение городом. По-видимому, нам предстояли бои в городе.
Стрельба доносилась из северной части города. Восточная часть была уже нашей. На окраине нас встретил начальник штаба нашего дивизиона капитан Искричев.
Уже на подходе к городу мы увидели всполохи идущего боя. Немцы вели артогонь по улицам, занятым нашими подразделениями. Уже светало, и утренний свет сливался со светом пожарищ. Горевшие здания стали просматриваться не так фантастично, как в темноте. Над городом стоял дым, особенно сильно дымило в стороне железнодорожного вокзала. Наверное, горел мазут. Комбат вылез из машины и подошел к начальнику штаба. Мне было видно, как он показывал нашему комбату что-то на карте. Моторы продолжали работать. Мы, высунувшись по пояс из боевых отделений, с интересом изучали окрестные строения и уходившие ровной линией в глубь города улицы.
Всюду двигались войска. По обочине дороги шла пехота, а по брусчатой мостовой двигалась техника. Навстречу этому нескончаемому потоку выбирались санитарные машины, а по другой стороне обочины шел поток пленных. Пленных немцев было не так уж и много, но колонна растянулась почти до первых домов, и создавалось впечатление, что их много.
Получив указания, комбат повел нашу колонну в указанное место. Искричев стоял на камне и внимательно осматривал каждую самоходку. Обогнув станционные строения и выехав за полосу черного дыма, батарея остановилась. К машине комбата подбежали два пехотных офицера. Вероятно, они давно нас ждали, так как на шинели у них были накинуты плащ-палатки.