Записки об Анне Ахматовой. 1938-1941
Шрифт:
Мы пошли по Фонтанке к Летнему. Во дворе Инженерного замка учили солдат. От Марсова поля неслась музыка. С Пантелеймоновской нам стало видно – там развеваются знамена. Анна Андреевна пыталась разглядеть, что там делается, но на Пантелеймоновской густо толпились люди и машины. Ничего не видать. На лакированных боках и в стеклах машин вспыхивало, ослепляя, солнце. Мы повернули домой.
Долго не могли пересечь Фонтанку: она боялась.
– Как я завидую тем, кто не боится!
Она рассказала мне о своем брате, отравившемся, когда у него от малярии умер ребенок.
– Оставил нам письмо – замечательное. О смерти ни слова. Кончалось оно так: «Целую мамины руки, которые я помню такими прекрасными и нежными и которые теперь такие сморщенные». Жена его тоже приняла яд вместе с ним, но, когда взломали
9 апреля 40. Анна Андреевна была у меня вечером 29-го, то есть в вечер моего отъезда в Москву. Нарядная, причесанная, в ожерелье – видно, шла куда-то или откуда-то. У меня была Шура. Анна Андреевна прочитала нам «Кто может плакать в этот страшный час» [119] .
119
Прочитала стихотворение, посвященное Борису Пильняку, «Все это разгадаешь ты один». Когда я слушала его впервые, оно показалось мне не вполне понятным: «клин». – БВ, Тростник; № 18.
Вчера я вернулась из Москвы и не успела чемодана разобрать – телефон. «Вы приехали? Приходите же! Приходите как можно скорее!»
Я пошла днем.
С наслаждением, со счастьем шла по своему городу.
Анна Андреевна сама мне открыла.
– Ну, как ваши успехи? – спросила я, когда мы уселись.
– Пока что одни неуспехи. Читала в Выборгском Доме культуры. Туда билеты дают, наверное, чуть не насильно. Я вышла и сразу почувствовала: Боже! как им хочется в кино или танцевать!
Она протянула мне «Ленинград», № 2.
– Вы уже видели это?
– Нет.
Я стала перелистывать. Океанский пароход, плавающий в пруде. Она вынула из моих рук журнал:
– Лучше я вам новое почитаю.
Прочла про плакальщиц [120] .
Рассказала о распределении стихов в обеих книгах.
Потом о своем визите к Тынянову.
– И я еще жаловалась вам – помните? – что он со мной как-то вяло говорил по телефону. Я перед ним виновата. Он просто болен. Очень болен. Шапка молодых каштановых волос, а под ними крошечное сморщенное старческое личико. Он вышел в переднюю меня проводить и вдруг упал на пол, и, представьте себе, я его сама подняла. Одна! О! какой он легонький – как тряпочка.
120
По-видимому, кусок из поэмы «Путем всея земли»: «Я плакальщиц стаю веду за собой» – БВ, Тростник; № 20. Пользуюсь случаем исправить опечатку и цензурные замены в БВ: на с. 288 следует – «Там ласточкой реет / Старая боль», а на с. 284 вместо «Из аквамарина / Пылает закат» – «О Salve Regina! – / Пылает закат»; на с 287 вместо «За новой утратой / Иду я домой» – «Столицей распятой / Иду я домой».
Потом рассказала, что была в издательстве – оформляла сберкнижку – и там ее упросили подняться в редакцию.
– Были ли вам оказаны соответствующие почести?
– Да! Божеские! И надарено было книг. Я прочитала. Ужасно. После этого никаких стихов читать не хочется и писать невозможно. Все похожи друг на друга.
– Был у меня Цезарь Самойлович [121] . Послушайте, он же совсем болен. Посмотрите, как он надписал мне свою книгу – видите: «Анне Андреевой». Меня часто переименовывают. Один мой поклонник, заика, недавно в одном доме сказал: «Ееееё н-напечатали». – «Кого ее?» – «Астафьеву».
121
Вольпе.
Много расспрашивала о Николае Ивановиче.
– Он обрадовался, узнав, что я приеду?
– Очень!
Помолчали. Потом:
– А знаете, – сказала Анна Андреевна, – Николай Николаевич сильно разгневался по поводу «От тебя я сердце скрыла».
– Разве он раньше не знал?
– Знал, конечно, а теперь вот вдруг обиделся. Но мне это все равно [122] .
Пришел Владимир Георгиевич, поговорили о билете в Москву и о выступлении 11-го [123] . Я простилась.
122
Напоминаю читателю, что это стихотворение в марте 1940 года появилось в печати (в журнале «Ленинград». № 2); № 21.
123
Каком, где – не помню.
– Я ведь еще увижусь с вами до своего отъезда, не правда ли? – сказала Анна Андреевна, провожая меня. – Я приду к вам.
3 мая 40. 1-го, по поручению Анны Андреевны, позвонил Владимир Георгиевич: Анна Андреевна приехала и просит зайти. Но мне не с кем было оставить Дюшу: Ида празднует. Я попыталась мобилизовать кого-нибудь из друзей – не удалось.
2-го, вчера, перед вечером, она пришла сама. Нарядная и почти румяная.
– Как вы хорошо выглядите! – сказала я.
– Ну что вы! Просто вымылась горячей водой и напудрилась. А чувствую себя очень плохо. Устала в Москве. Там, где я жила, паровое отопление, а моя базедова этого не переносит.
– Вы много бывали в гостях в Москве?
– Нет. Я только брала такси и ездила к Николаю Ивановичу. Что за голова у него! Как вы думаете – мне это важно знать, – способен он с восхищением говорить о стихах, если они ему не нравятся?
– Нет. Конечно, нет. Он вообще не дает себе труда лгать. А уж о стихах!
– Знаете, что он сказал мне? «Я всегда любил вас, но раньше был равнодушен к вашим стихам. А теперь я понимаю, что ваши стихи даже лучше вас. Вы заставляете меня любить ненавидимое». Он так сказал, но все это на самом деле не так. Я сейчас прочитала верстку и ясно увидела: какая бездарная, какая мелкая, какая ничтожная книга.
Я не перечила, мне хотелось понять. И она объяснила мне [124] . Я ее не утешала. Чем же тут утешить. Я только напомнила ей: будет иначе.
124
Ее мучило и угнетало, что в книгу не могли войти стихи, тогда самые для нее дорогие, – из поэмы «Реквием», «Венок мертвым» и еще многие.
Она устало махнула рукой.
Потом рассказала мне свой новый замысел – а) «Думали: нищие мы», б) «Страх, во тьме перебирая вещи», в) «Но сущий вздор, что я живу грустя», г) «Привольем пахнет дикий мед», и пр. [125] И добавила:
– Покойный Алигьери создал бы десятый круг ада.
Прочитала два новых: о башне. И впечатления от стихов [126] .
– А как понравилось в Москве «Путем всея земли»? – спросила я.
125
В качестве особого цикла перечисленные стихи так и не появились. Но в разные годы в разных изданиях были опубликованы: а) «Белая стая»; № 22; б) ББП, с. 168; № 23; в) журнал «Москва». 1966. № 6; № 24; г) ББП, с. 191; № 25.
126
«Впечатления от стихов» – по-видимому, «Про стихи» – БВ, Седьмая книга; № 26. «О башне» – это, вероятно, «Мои молодые руки» со строками «Кто знает, как пусто небо / На месте упавшей башни, / Кто знает, как тихо в доме, / Куда не вернулся сын» – ББП, с. 195; № 27.